Эпоха веры

В то же время он усилил пышность и церемониал своего двора даже по сравнению с прецедентами Диоклетиана и Константина. Как и Наполеон, он остро нуждался в поддержке легитимности, став наследником узурпатора; у него не было престижа присутствия или происхождения; поэтому он прибегал к внушающему благоговение ритуалу и пышности всякий раз, когда появлялся на публике или перед иностранными послами. Он поощрял восточное представление о королевской власти как о божественной, применял термин «священная» к своей персоне и своему имуществу и требовал от тех, кто входил в его присутствие, преклонять колени и целовать подол его пурпурной мантии или пальцы его покрытых бусинками ног.* Сам он был помазан и коронован Константинопольским патриархом и носил диадему из жемчуга. Ни одно правительство не делало столько шума, как византийское, чтобы обеспечить народное почтение с помощью церемониальной пышности. Эта политика была достаточно эффективной; в истории Византии было много революций, но в основном это были перевороты дворцового персонала; двор не был потрясен собственной торжественностью.

Самый значительный бунт царствования произошел рано (532 г.) и едва не стоил Юстиниану жизни. Зеленые и синие — фракции, на которые жители Константинополя делились по одежде своих любимых жокеев, — довели свои распри до открытого насилия; улицы столицы стали небезопасными, и зажиточные люди вынуждены были одеваться как нищие, чтобы избежать ночных поножовщин. В конце концов правительство набросилось на обе группировки, арестовав нескольких их сторонников. После этого группировки объединились в вооруженное восстание против правительства. Вероятно, к восстанию присоединилось несколько сенаторов, а пролетарское недовольство стремилось превратить его в революцию. В тюрьмы вторгались и освобождали заключенных, убивали городскую полицию и чиновников, устраивали пожары, в которых сгорела церковь Святой Софии и часть императорского дворца. Толпа кричала «Ника!» (победа) — и так дала название восстанию. Опьяненная успехом, она потребовала отставки двух непопулярных, возможно, деспотичных членов совета Юстиниана, и тот подчинился. Ободренные, мятежники уговорили Ипатия, представителя сенаторского сословия, принять трон; вопреки мольбам жены он согласился и под восторженные крики толпы отправился занимать императорское место на играх в Ипподроме. Тем временем Юстиниан спрятался в своем дворце и задумал бежать; императрица Феодора отговаривала его и призывала к активному сопротивлению. Белисарий, предводитель армии, принял это поручение, собрал из своих войск несколько готов, привел их на Ипподром, вырезал 30 000 жителей, арестовал Ипатия и убил его в тюрьме. Юстиниан восстановил уволенных чиновников, помиловал сенаторов-заговорщиков и вернул детям Гипатия их конфискованное имущество.6 В течение следующих тридцати лет Юстиниан был в безопасности, но только один человек, кажется, любил его.

II. ТЕОДОРА

В своей книге о зданиях Прокопий описывает статую жены Юстиниана: «Она прекрасна, но все же уступает красоте императрицы; ведь выразить ее прелесть словами или изобразить ее в виде статуи было бы совершенно невозможно для простого человека».7 Во всех своих трудах, кроме одного, этот величайший из византийских историков только и делает, что хвалит Феодору. Но в книге, которую он оставил неопубликованной при жизни и поэтому назвал «Анекдоты» — «не выданные», — Прокопий развернул настолько скандальную историю о добрачной жизни царицы, что ее достоверность обсуждается уже тринадцать веков. Эта «Тайная история» — краткое изложение откровенной злобы, полностью одностороннее, посвященное очернению посмертной репутации Юстиниана, Феодоры и Белисария. Поскольку Прокопий — наш главный авторитет для этого периода, а в других своих работах он, очевидно, точен и справедлив, невозможно отвергнуть «Анекдот» как простое измышление; мы можем лишь оценить его как гневную месть разочарованного придворного. Иоанн Эфесский, хорошо знавший императрицу и не упрекавший ее ни в чем другом, называет ее просто «Феодора-трусиха».8 В остальном обвинения Прокопия почти не находят подтверждения у других современных историков. Многие богословы осуждали ее ереси, но ни один из них не упоминает о ее разврате — невероятная щедрость, если ее разврат был реальным. Мы можем с полным основанием заключить, что Феодора начала как не совсем леди, а закончила как королева.