Эпоха веры

Но главным софистом четвертого века был Либаний. Он родился в Антиохии (314 г.), оторвался от любящей матери, чтобы отправиться учиться в Афины; ему предложили в жены богатую наследницу, если он останется, но он заявил, что отказался бы от руки богини, лишь бы увидеть дым Афин.15 Он использовал своих учителей как стимулы, а не как оракулов; среди лабиринта профессоров и школ он получил образование сам. Почитав некоторое время лекции в Константинополе и Никомидии, он вернулся в Антиохию (354) и основал школу, которая в течение сорока лет была самой посещаемой и известной в империи; его слава (как он уверяет нас) была столь велика, что его экзорциумы распевали на улицах.16 Среди его учеников были Аммиан Марцеллин, святой Иоанн Златоуст и святой Василий. Он пользовался благосклонностью христианских князей, хотя говорил и писал в защиту язычества и приносил жертвы в храмах. Когда пекари Антиохии устроили забастовку, он был выбран обеими сторонами в качестве арбитра; когда Антиохия восстала против Феодосия I, он был назначен наказанным городом, чтобы отстаивать его интересы перед императором.17 Он пережил почти на целое поколение убийство своего друга Юлиана и крах языческого возрождения.

Язычество четвертого века принимало различные формы: Митраизм, неоплатонизм, стоицизм, кинизм и местные культы городских или деревенских богов. Митраизм утратил свои позиции, но неоплатонизм все еще оставался силой в религии и философии. Доктрины, которым Плотин придал теневую форму — о триедином духе, связывающем всю реальность, о Логосе или божестве-посреднике, совершившем творение, о душе как божественной и материи как плоти и зле, о сферах существования, по невидимой лестнице которых душа падала от Бога к человеку и могла восходить от человека к Богу, — эти мистические идеи оставили свой след в апостолах Павле и Иоанне, имели много подражателей среди христиан и послужили основой многих христианских ересей.18 В неоплатонической философии Иамблиха из сирийского Халкиса к мистерии добавилось чудо: мистик не только видел невидимые чувством вещи, но, соприкасаясь с Богом в экстазе, обретал божественные способности к магии и гаданию. Ученик Иамблиха, Максим Тирский, соединил притязания на мистические способности с благочестивым и красноречивым язычеством, которое покорило Юлиана. Говорил Максим, защищая от христианского презрения использование идолов в языческих культах,

Бог, отец и творец всего сущего, древнее солнца и неба, превыше времени и вечности и всего потока бытия, непознаваем ни одним законодателем, непроизносим ни одним голосом, не видим ни одним глазом. Мы же, не имея возможности постичь Его сущность, прибегаем к помощи звуков, имен и изображений, избитого золота, слоновой кости и серебра, растений и рек, потоков и горных вершин, жаждя познать Его и в слабости своей называя по Его природе все, что есть прекрасного в этом мире…Если грека возбуждает к воспоминанию о Боге искусство Фидия, или египтянина — поклонение животным, или другого человека — река или огонь, у меня нет гнева на их расхождения; только пусть они отмечают, пусть помнят, пусть любят».19

Отчасти именно красноречие Либания и Максима склонило Юлиана от христианства к язычеству. Когда их ученик взошел на трон, Максим поспешил в Константинополь, а Либаний вознес в Антиохии песнь торжества и радости: «Вот мы действительно возвращены к жизни; дыхание счастья проходит над всей землей, а истинный бог, под видом человека, управляет миром».20

III. НОВЫЙ ЦЕЗАРЬ

Флавий Клавдий Юлиан родился в пурпуре в Константинополе в 332 году, племянник Константина. Его отец, старший брат и большинство двоюродных братьев были убиты во время резни, положившей начало правлению сыновей Константина. Его отправили в Никомидию на воспитание к епископу Евсевию; он получил передозировку христианского богословия и подавал признаки того, что станет святым. В семь лет он начал изучать классическую литературу с Мардонием; энтузиазм старого евнуха по отношению к Гомеру и Гесиоду передался его ученику, и Юлиан с удивлением и восторгом вошел в яркий и поэтичный мир греческой мифологии.

В 341 году, по неизвестным ныне причинам, Юлиан и его брат Галл были изгнаны в Каппадокию и в течение шести лет практически находились в заточении в замке Мацеллум. Освобожденный, Юлиан некоторое время жил в Константинополе, но его юношеская живость, искренность и остроумие сделали его слишком популярным для спокойствия императора. Его снова отправили в Никомидию, где он занялся изучением философии. Там он хотел посещать лекции Либания, но ему запретили; однако он договорился, чтобы ему приносили полные записи лекций мастера. Теперь он был красивым и впечатлительным юношей семнадцати лет, созревшим для опасного увлечения философией. И в то время как философия и свободные умозрения притягивали его, христианство представлялось ему одновременно системой неоспоримых догм и Церковью, раздираемой скандалом и расколом из-за арианских споров и взаимных отлучений Востока и Запада.