Воинское братство считалось нерушимым во всех германских землях, и в традиционных законах викингов Йомсборга сохранилось эхо суровой этики тех, кто посвятил себя войне. Ядром этого закона был «фрит воинов» или нерушимый мир среди бойцов; личные связи и личные предпочтения ничего не стоили по сравнению с верностью своему отряду; бойцы освобождались даже от родственных уз и обязательств, которые они накладывали; все вопросы решались вождем, а добычу делили поровну. Это священное единство отделяло людей от всего остального мира, и в особенности от повседневной жизни, где люди занимались мирным трудом и растили детей. Воинам запрещалось проводить ночь за пределами лагеря и иметь какие-либо отношения с женщинами.
Среди песен Старшей Эдды сохранилась поэма, которую можно назвать эпосом святости воина, – «Речи Хамдира» (Hamdismal). Прозаическое изложение содержания этой поэмы мало чем может нам помочь, поскольку более поздние авторы саг, очевидно, плохо знали уже устаревшую в их годы технику войны. Мы знаем лишь то, что Гудрун, отправляя своих сыновей отомстить за сестру, благословляет их в непробиваемых кольчугах и сообщает им правила, которые они не осмеливались нарушать. С неукротимой силой «святые бойцы» проложили себе путь в зал Ёрмунрекка-конунга и, не обращая никакого внимания на попытки его свиты отбить хозяина, превратили его в бесформенную груду костей и мяса, без рук и без ног. Но они нарушили данные им приказы и поэтому лишились плодов своей победы; Сёрли пал неподалеку от входа в зал, а Хамдир – у задней стены дома. Гибель подстерегла их в тот самый момент, когда Хамдир, желая похвастаться, забыл о приказе матери хранить молчание во время битвы; тогда Ёрмунрекк вернул себе разум и речь и сумел заставить своих людей увидеть, что могут сделать камни там, где оказалось бессильным железо. Но несчастья братьев начались еще раньше, вероятно, уже по пути, когда они встретили своего брата Эрпа и убили его во время спора; но само убийство, вероятно, не стало их единственным преступлением. Что подало Ёрмунрекку счастливую идею поискать помощи у камней? Один, как говорили герои саг, признал раз и навсегда, что бог должен прийти и быть там, где сражаются люди; в первом варианте этой истории, вероятно, приводилось объяснение, например гласившее, что братья сами превратили камни в своих врагов; перед тем как войти в зал короля, они, должно быть, каким-то образом оскорбили хамингью камня, которую их мать, вероятно, привлекла на их сторону в тот момент, когда превратила их кольчуги в непробиваемые. Но в чем была причина их поражения – в том ли, что на камень пролилась кровь Эрпа, или в каком-то другом действии, мы уже никогда не узнаем.
Там, где мужчины собирались, чтобы устроить дружеское состязание во время охоты или рыбалки, они тоже полагались на свою удачу и помещали себя под ее защиту. Нам сообщают, что ссоры по поводу богатых рыбой мест сводили на нет все их усилия, и мы знаем, что желание избежать поражения находило и другие способы выражения. Поэтому команда корабля считалась святой, а само судно было духовным аналогом дома – мы находим здесь ту же самую глубокую связь в размышлениях поэта, когда он называет дом кораблем очага. Украшения на его корме обладали той же силой, что и почетное сиденье хозяина; борт превращал слова клятвы в целое и полное, подобно тому как это делали копье и щит; проживание на корабле или около него давало человеку ценность домашнего мира.
Во времена, когда клан обновляется и приобретает великую силу, святость дома усиливается и обнимает своей силой всех. Домашний фрит превращается в праздничный фрит, а неприступность перерастает в неприкосновенность. Если во время жертвоприношения, свадьбы или тризны в доме происходит убийство, то совершивший его не находит себе места для раскаяния и становится вечным отщепенцем, «волком в святом месте». Святость дома так усиливается, что может даже проникнуть в рабов и передать им человеческую жизнь, как показано в шведских законах, где существовал эдикт, требовавший, чтобы за убийство раба во время одного из крупных праздников выплачивался полный штраф. Здесь слово «святой» достигает величайшей высоты, но и самого сурового звучания, как в шведских законах, когда пару новобрачных называют святой и этим словом обозначают места, где они сидят.
С фритом праздника, с совершенством домашней святости мы входим в тишину, которая царит в самом святом из домов, куда запрещено входить с оружием. Там, где открываются двери храма, удача сама себя объясняет, но здесь имеется еще кое-что, и, чтобы понять, что именно, мы должны перейти от мирской жизни к церковной. Но в реальности этот переход существует только для нас; для германского ума переход из человеческой жизни в божественную происходил непрерывно. В святости человек встречается с богами. Святое место – это место, где живут «силы».
Глава 8
Храм