Эпоха викингов. Мир богов и мир людей в мифах северных германцев

Дам кольцо я тебе, что у Бальдра было
На его погребальном костре;
Восемь равных по весу оно производит
Через каждые девять ночей[104]

.

Религиозный характер храмового сокровища отображен в рассказе о запястном кольце, которое ярл Хакон снял с руки богини Торгёрд Хёлгабруд (Невесты Хёльги) и отдал своему другу. Сигмунд обещал ярлу, что никогда с ним не расстанется, и сдержал свое обещание, несмотря на сильное искушение. После смерти Хакона, когда Сигмунд стал человеком конунга Олава Трюггвасона и был обращен в христианство, конунг случайно заметил у него на запястье тяжелое золотое кольцо. Он присмотрелся к нему и попросил: «Отдай мне это кольцо, Сигмунд». Но тот поведал, ничего не утаивая, что удача и дружба того, кто подарил ему это кольцо, были так велики, что было бы глупо отдать такое сокровище. «Ты слишком хорошо думаешь о кольце и о том, кто тебе его отдал, – ответил конунг, – но его удача тебе не поможет, ибо кольцо принесет тебе смерть». Так оно и случилось. Олав был прав, заявив, что нельзя носить силу истинного Бога и кольцо языческой богини на одной руке («Сага о Фарерцах»).

Не менее интересно, чем рассказ норвежца о кольце на камне, описание святых «знаков» в форме животных, сделанное Тацитом. Эти знаки во время войны забирали из рощи и носили среди людей. Северяне также хорошо знали такие сокровища вождей, как «знамена» или, лучше сказать, ве, которые могли показать армии путь во время битвы и повернуть удачу по своей прихоти. У Харальда Хардрада (Сурового) было знамя, которое называлось «Опустошитель земли», и этот впечатляющий победитель врагов, несомненно, имел множество предшественников, хранящихся в блот-хаузах в поместьях великих военных вождей. Единство знамени со святым местом олицетворяло слово «ве», которым называли и знамя, и тайное святилище.

То, что капища строили исключительно богатые и влиятельные люди, объяснялось не только тем, что они обладали средствами, позволявшими им создать нечто необычное. Удача делала клан великим, способствовала его обогащению и требовала строительства просторного дома для того, чтобы там могли собираться все родственники, приезжавшие из дальних и ближних мест, чтобы укрепить свои связи. Когда какая-нибудь ветвь семьи отделялась от клана и начинала свою собственную жизнь, она, вероятно, забирала часть святости из хёрга и создавала дочернее святилище на своей земле, однако чувство родства не исчезало – оно сохранялось в общей памяти и в общих целях. Во время больших праздников все собирались в святых местах, сила которых помогала создать новые центры удачи. А на том месте, где с древних времен собирался весь клан, строился большой храм, хоф. Он был достаточно велик, чтобы вместить в себя всех, кто принадлежал к одной хамингье, а с ними и другие

кланы, искавшие убежища под властью всемогущих богов. Торхадд и Торольв, покидая Норвегию, взяли с собой на борт корабля столбы родового святилища, чтобы утвердить удачу рода на новом месте. Эти люди обладали такой мощной удачей, что она не оставляла их и за морем, а привезенная с родины святость приживалась на новой почве и укрепляла их верховенство над другими поселенцами.

Но наличие храма не было обязательным условием для поклонения богам, и мы не имеем права проводить разграничительную линию, с одной стороны которой находились бы знатные люди со своим святилищем, а с другой – простолюдины с их домовыми блот-хаузами. Рост клана не обязательно приводил к разрушению старых связей между домом, где приносились жертвы, и пиршественным залом; и даже если клан сильно разрастался и возводился специальный дом для собраний, это вовсе не означало, что строился храм исландского типа. Вполне возможно, что исландское сочетание блот-хауза с залом было введено переселенцами после их знакомства с христианскими церквями, которые часть из них увидели во время своего пребывания на Британских островах. Люди, которые начали жизнь в новой стране, вполне могли ввести у себя подобные инновации. Новые религиозные отношения, которые завели со своими упрямыми подданными норвежские короли-реформаторы, вовсе не означали, что в этой стране стали сооружать церкви. Когда Олав упрекал идолопоклонников Трандхейма в том, что они не хотят отказаться от своих старых верований, они, если верить саге, сделали вид, что не понимают, о чем он, и вели себя, как добрые товарищи, которые время от времени встречаются на дружеской пирушке: «Мы устраивали святочные пиры и совместные попойки по всей округе, и йомены вовсе не скупятся, готовясь к Рождеству, оставляя кое-какие запасы, чтобы повеселиться после него. Что касается Мёри (древнего места жертвоприношений) – то это большой дом, в котором достаточно места, а по соседству с ним живет много людей, и они думают, что выпивка в компании друзей лишь усиливает веселье» – такими искренними словами йомены отвечали на обвинения короля.