В «Саге о людях из Лососьей долины» говорится об исландском хёвдинге Олаве Павлине, который, благодаря своим личным качествам, занял более высокое положение в обществе, чем его отец; через какое-то время его дом стал тесен для него, и он построил новый большой дом, прекрасные украшения которого восхваляет поэма Ульва Уггасона «Драпа о доме» (Hrisdrapa). Люди, которые видели вырезанные на его стенах сцены – сражение Тора со змеем Мидгарда, сожжение Бальдра на погребальном костре и схватка Хеймдалля и Локи за ожерелье Брисингамен, – утверждали, что этот зал был красивее с непокрытыми стенами, чем когда его украшали дорогими тканями, что обычно делалось в дни больших празднеств. Этот дом не был храмом, пиршественный зал предназначался для собраний и жертвенных пиров; словом, дом в Хьярдархольте был типичным для крупных усадеб Норвегии и Исландии.
Через сто лет после появления первых поселенцев в Исландии, с принятием христианства люди перестали приносить жертвы старым богам, но не все прежние традиции были забыты. Богатые люди еще долго после этого приглашали к себе друзей и родственников на праздник по случаю урожая. И в пиршественном зале старые столбы почетного сиденья то там, то здесь служили звеном, соединившим прошлое и настоящее.
Глава 9
Круговая чаша
Два или три раза в год, а может, и чаще люди собирались в главной комнате дома или в храмовом зале на жертвенный пир, который назывался блотом.
Дни празднества, когда люди приносили жертвы богам, отличались от повседневной жизни тем, что в них было что-то возвышенное, святое и суровое, счастливое и опасное. В это время людей охватывала то буйная радость, то строгая серьезность. Души людей в это время приобретали широту и напряженность – благодаря присутствию высших сил. В это время боги или силы, как называли их северяне, брали дом в свое полное владение, объединяя мужчин и женщин перед миром высшей святости. Вся земля превращалась в святое место.
Нам очень хотелось бы узнать, как проходили церемонии, во время которых люди вносили в дом святость и отдавали свои жилища в неограниченное владение богам, – но все воспоминания об этом стерлись из памяти, а средневековая ненависть к язычеству и всем его проявлениям легла на его могилу, как камень. Судя по упоминаниям в источниках, можно предположить, что праздник начинался с торжественного посвящения и пожелания мира всем собравшимся. В эти дни помимо пира устраивали тинг, на котором принимали важные для фрита решения и судили преступников. В Исландии жрец «освящал» суд, благодаря чему судьи приобретали неприкосновенность святости и за вред, нанесенный им, полагалась двойная вира.
В дни празднества в большом количестве забивался жертвенный скот, огромные котлы для варки мяса день-деньской кипели над кострами. Из саги о Хаконе Добром мы знаем, что вкушение мяса жертвенных животных было непременным условием получения благословения. Люди верили, что даже в обители богов чтут этот закон, и слагали стихи о чудесном вепре Сехримнире, которого каждый день варят в котле, срезают с его жирных боков толстые куски и подают на пиру эйнхериев, а наутро вепрь вновь оказывается целым:
Не меньшее любопытство у людей вызывал хмельной напиток, которым угощались асы в чертоге Одина, ибо и у богов и у людей самая святая часть праздника была сосредоточена вокруг наполненных вином, элем (пивом) или медовой брагой рогов. Каждое значимое событие в жизни человека отмечалось пивом: жизнь человека начиналась с крестильного пива; пиво пили по случаю обручения и свадьбы, а переход в иную жизнь отмечался арвэлем – погребальным элем. Менее значимые события также отмечались хмельным напитком: приход гостя в дом отмечался приветственным кубком, а когда гость уходил, ему подносили кубок на посошок. И неспроста пиво, или эль, который пили на праздниках фрита, называли эльфритом, а сами дни этого праздника – днями эля (mungatstidir).
Братства или гильдии Северной Европы открыто демонстрировали свое германское происхождение тем, что их члены сохраняли традицию совместной трапезы, служившей для объединения ее членов. Распитие пива или вина действительно придавало формальную организацию всей гильдии. Сам пир назывался «попойкой», люди собирались, чтобы «выпить по случаю праздника», даже если целью собрания было какое-то серьезное дело. Описание пира начиналось со следующей фразы: «Праздник был отмечен большим возлиянием». Присутствовавшего на ней брата называли, в отличие от неявившегося, человеком, «пившим за праздник», а отрезки времени отмечались такими словами: «в первый раз, когда пили на праздник» или «перед вторым распитием»; дело могли отложить до «следующего пира». Вновь принятый брат представал перед главой гильдии и осушал кубок, ибо в нем заключалось материально, вернее, телесное выражение идеи братства.