Когда древний обряд блота сменили христианские ритуалы, души предков были брошены на произвол судьбы или сдались на милость церкви. Клан уже не мог обеспечить жизнь покойного по ту сторону гробовой доски, и ему приходилось самому принимать меры. Человек, предчувствовавший скорую смерть, заказывал пиры с возлиянием пива, которые должны были проводиться в память о нем, и оставлял средства на то, чтобы жертвенные пиры по нему не прекращались.
Если люди забывали об обычае блота, то удача, жившая в них, тускнела, мечи ржавели, скот не плодился, на полях ничего не росло. Люди Трандхейма столкнулись с подобной ситуацией, когда Олав запретил приносить жертвы старым богам и пригрозил свои подданным пройтись по их землям огнем и мечом, если они рискнут вернуть себе удачу и плодородие, так, как это делали их отцы и деды. Что оставалось делать добрым людям? Конунг мог грозить своим Богом и дьяволом, но все его угрозы не мешали посевам гнить на корню. Крестьяне смотрели на свою пшеницу и вспоминали рассказы о том, как мороз наказал жителей самых северных земель – Халогаланда – из-за того, что они перестали проводить обряд блота. Люди помнили, как к земле и морю вернулась удача, когда пришел ярл Хакон и превратил святые места в истинные ве, как говорил поэт, то есть в места истинной святости. Поэтому нет ничего удивительного в том, что упрямые йомены решили забыть о королевском указе и припасть к древним источникам благодати.
Отказ от блота означал прекращение духовного общения не только с богами, но и с кланом. Человек, который разрывал связь с товарищами по блоту, лишал удачи не только себя – его отступничество грозило гибелью всей семье. Совершая святотатство или попирая сокровенное, человек рвал узы фрита, разрушал его. Если один из членов рода навлекал гнев того или иного бога или всех богов сразу, все его родственники могли лишиться божественной помощи, а следовательно, их долг состоял в том, чтобы защитить свои права, залечив эту рану. Эта обязанность по решению исландского суда от 997 г. была возложена на родственников, которые были более дальними, чем сводные кузены, и менее дальними, чем сводные кузены сводных кузенов. Это компромиссное решение помогает нам лучше понять отношение людей к святости родственных уз.
История Рад бода, короля фризов, душу которого попытался спасти святой Вульфрам, не вызывает у современного читателя того сочувствия, что испытывали читатели Средних веков. Король этот, уже ступив одной ногой в крестильную купель, внезапно спросил, где пребывают его умершие сородичи. Когда Радбоду сообщили, что его предки пребывают в аду, он отказался креститься, желая воссоединиться с ними после смерти. При передаче современным слогом истинный пафос верности предкам превращается в карикатуру, поскольку мы никогда не сможем понять гнев и тоску духовного одиночества древних героев. Был только один способ сохранить удачу и фрит: перейти в новую веру всем кланом сразу, и все, кто не был слеп, сделали это, когда поняли, что этот переход неизбежен. Обращение в новую веру всего народа, которое вызывало насмешки и негодование у закоренелых язычников, было для этих людей единственно возможным способом возродить свое сердце.
Перед началом всякого важного дела проводился праздник блота, во время которого люди собирались с силами для предстоящего испытания и заручались поддержкой богов. Каждое начинание предварялось распитием пива: при переселении пили круговую чашу нового пива за удачу на новом месте. Перед тем как выйти в поход, викинги пили прощальное пиво, и «много было выпито с многими добрыми словами» во имя будущих подвигов и богатой добычи.
Великим подвигам Беовульфа также предшествовал пир в Хеороте. Поведав о злодеяниях Гренделя, Хродгар молвил: «Но время! – сядем / за пир, и сердце / тебе, воитель, / подскажет словом». И грянул пир: «Тогда им дали / на скамьях медовых / места в застолье, / и гостигауты / сели за трапезу, / ратники сильные, / храбросердые; / брагу медовую / в чеканные чаши / лил виночерпий, / песносказитель / пел о Хеороте; / и беспечально / там пировали / две дружины – / датчан и гаутов».
Кульминацией праздника стала клятва Беовульфа. Приняв кубок от Вальхтеов, витязь промолвил: «Дал я клятву, / когда с дружиной / всходил на ладью, / чтобы плыть за море: / или избуду я / ваши беды, / или сгину / в тугих объятьях / рук вражьих, / – зарок мой крепок! / добуду победу, / или окончатся / дни моей жизни / в этом чертоге!»