Именно торжественность обряда придает возвышенный тон истории об обращении Эйвинда Рваная Щека, закоренелого язычника и чародея, изложенной в «Саге об Олаве сыне Трюггви». Эйвинд, несмотря на уговоры, обещание богатых подарков и угрозы конунга, отказался принимать христианство. Тогда Олав велел поставить Эйвинду на живот блюдо с раскаленными углями. От жара кожа на его животе лопнула. Умирая, Эйвинд сознался, что не может принять крещения оттого, что он – плод ведовства финнов. Набожные биографы Олава Трюггвасона с восторгом описывали кончину этого ревностного язычника, и с каждой новой версией история Эйвинда все больше напоминала карикатуру. Благодаря изложенному в саге признанию Эйвинда мы знаем, что удерживало язычников от обращения, заставляя отвергать «ласковые слова» конунга, его «великие дары» и «большие земельные угодья». После того как пытка стала невыносимой, Эйвинд взмолился: «Снимите с меня это блюдо и дайте сказать, прежде чем я умру». Блюдо убрали, и Эйвинд открыл конунгу свою тайну. У его родителей долгое время не было детей, и те обратились к лапландским колдунам; когда у них родился сын, они отдали его богам. Как только Эйвинд достиг совершеннолетия, он многократно проходил через обряд блота и теперь связан всей своей хамингьей с верой предков. «На этом я стою и не могу поступить иначе». На силе хамингьи держалась вся его посмертная слава.
Человеку, освященному с помощью блота, даровалась божественная сила не только для него одного – она должна
была быть использована во благо всего клана; более того – люди в него верили. Святость такого человека не утрачивала силы даже после смерти – он становился покровителем своего клана или целого народа. В «Саге о Хальвдане Черном» говорится: «Ни при одном конунге не было таких урожайных годов, как при конунге Хальвдане. Люди так любили его, что, когда стало известно, что он умер и тело его привезено в Хрингарики, где его собирались похоронить, туда приехали знатные люди из Раумарики, Вестфольда и Хейдмёрка и просили, чтобы им дали похоронить тело в своем фюльке. Они считали, что это обеспечило бы им урожайные годы. Помирились на том, что тело было разделено на четыре части и голову погребли в кургане у Камня в Хрингарики, а другие части каждый увез к себе, и они были погребены в курганах, которые все называются курганами Хальвдана»[118]
.Но не только великие вожди и конунги могли похвастаться тем, что за честь обладать их телом спорили разные области. В Исландии жил поселенец, дед которого был настолько любим народом, что после своей праведной смерти был посвящен с помощью блота. Впрочем, никому не поклонялись только потому, что он умер. Благословение Вебьёрна, сына Вегейра, брата Вестейна, как и Торольва, годи святилища Тора, было заложено судьбой их клана, к которому принадлежал обитатель могилы и который он олицетворял в самой лучшей форме. Между ушедшими и живущими не существовало пропасти, поэтому особого различия между теми и другими не было. Мертвец не приобретал более высокого ранга, потому что был мертв, наоборот, его слава, вероятно, жила не дольше того времени, когда появлялся живой представитель, которого можно было бы возвести на этот же уровень хамингьи.
Подобная высшая святость не могла быть воспринята как скрытая жизнь, действовавшая неосознанно; нередко она требовала обособления, отделения от других. Так, посвященные тем или иным богам животные содержались отдельно от стада, не были заняты в работах и удостаивались особых привилегий. Храфнкель, годи святилища Фрейра в Ледниковой долине, посвятил себя и все, что ему принадлежало, богу Фрейру. Человек этот владел превосходным жеребцом гнедой масти по прозванию Фрейрфакси. Поскольку конь был также посвящен божеству и являлся носителем святости, Храфнкель никогда не садился на него верхом и не позволял работникам запрягать его под страхом смерти. Один из пастухов ослушался приказа, оседлал коня и день-деньской гонял его по долине в поисках пропавших овец. На закате дня взмыленный жеребец сбежал от пастуха, во весь опор примчался к хозяину и понятными одному ему знаками сообщил, что с ним произошло. «То, что случилось с тобой, затрагивает мою честь, хорошо, что ты мне сразу об этом сообщил. Я отомщу за тебя», – произнес утешительно Храфнкель, и Фрейрфакси вернулся на пастбище к своим кобылам. Стоит ли сомневаться, что пастуха постигла суровая кара («Сага о Храфнкеле Годи Фрейра»).
Несомненно также и то, что великий дар благодати налагал на вождя-годи особые обязательства по проведению ритуальных действий, которые обычные люди могли выполнять лишь время от времени, и подразумевал воздержание от различных повседневных занятий. Иными словами, посвященному приходилось жить так, будто весь год был одним непрерывным праздником.