В «Саге об Этиле» говорится о том, что неполное гостеприимство, чем бы оно ни было оправдано, может привести к серьезному конфликту. Как-то в шторм Эгиль и его спутники вынуждены были причалить к острову Атлей. На том острове стоял большой двор, принадлежавший конунгу Эйрику Кровавая Секира. Путники пошли к управляющему и попросились на ночлег. Человек этот по имени Бард провел Эгиля и его товарищей в дом, стоящий в стороне, развел огонь, чтобы те обогрелись, и накормил, однако из питья предложил только кислое молоко, заявив, что браги в доме нет. Тем же вечером на остров прибыл конунг Эйрик, чтобы принести жертвы дисам. Бард приготовил пир для хозяина, и брага на том пиру лилась рекой. Позднее Эгиль и его товарищ по особому распоряжению конунга были приглашены к столу и получили отличную возможность избавиться от вкуса кислого молока во рту. Эгиль пил за двоих, но, сколько бы рогов он ни опустошил, обида не проходила. С его уст то и дело срывались злобные висы. Упреки гостя уязвили хозяйку. Сговорившись с Бардом, Гуннхильд велела поднести Эгилю рог с отравленной брагой. Тот разгадал ее замысел, вырезал на роге руны, окрасил их своей кровью, и рог разлетелся на куски. В сенях Эгиль пронзил Барда мечом. Свита конунга подняла большой шум, разыскивая чужака, который лишил Эйрика хорошего управляющего, но того и след простыл. Автор саги упомянул, что в доме проводился ритуал жертвоприношения и что рог ходил «вокруг огня»; он знал также, что хозяин дома благословил этот рог, прежде чем передать Эгилю. Что же касается причины негостеприимства хозяина по отношению к Эгилю, он пытался оправдать хозяина, переложив вину на скупого управляющего, однако, сам того не желая, признал, что чужие люди на жертвенный пир не допускались.
Праздник Йоля продолжался до тех пор, пока не заканчивался эль. И только тогда, когда священный напиток был выпит до дна и его последние капли были выплеснуты в огонь, люди могли отложить в сторону свою святость, открыть двери и начать новый год, который они приветствовали и к которому готовились во время праздника. Мы догадываемся, что к этому времени в доме не оставалось уже ничего, что можно было бы подать на стол, и эта догадка подтверждается традицией, которая подразумевает возврат к прежним временам Норвегии. Рассказывают, что Хакон Добрый, пытаясь обратить норвежцев в христианство, передвинул Йоль ближе к Рождеству, «чтобы каждый мог праздновать с одной мерой пива и сохранять святость, пока оно не заканчивалось». Кто бы это ни предложил, реформатор был мудрым человеком и умел строить государство. Опираясь на религиозные чувства, он смог добиться того, чтобы Йоль сохранили, а Христа чтили в полной мере, поскольку люди сразу поняли, что повседневные дела могут подождать и, пока в доме не закончилось пиво, праздник будет править бал.
Глава 14
Празднество творения
Чем внимательнее мы приглядываемся к ритуалу жертвоприношения, тем важнее он нам кажется. Люди садятся вкруг чаши с элем, наполняют кубки, поминают предков и славят богов; мужчины выказывают удаль, соревнуясь в силе и ловкости; скальды слагают новые песни, певцы воспевают подвиги героев, и в старых богов вливается новая кровь – сила блота пробуждает их к жизни. Жертвенный праздник охватывает небо и землю.
Неудивительно, что все значимые события происходили в пиршественном зале, поскольку блот – это и есть сама жизнь, сконцентрированная в празднике, средоточие силы. Эта концентрация чувствуется в разлитой повсюду святости, которая одновременно является и великой силой, и крайним риском. Мы знаем, что душа – это единое целое, и судьба хамингьи в любое время связана со всеми ее проявлениями, так что одно слово или одно действие могут иметь фатальные последствия. Если ломается кольцо или падет скот, умирает соплеменник или на родственника обрушиваются проклятия – значит, клан покинула удача и, если ее не восстановить, жди еще больших бед. Единство человеческой души настолько абсолютно, что не может быть никакого различия между несчастьем и грехом. Мы можем сказать, что разложение идет изнутри, что слабость и неудача – это вина, порожденная разрушенной хамингьей. Либо мы можем посмотреть на вещи извне и сказать, что грех есть брешь в центре души, показывающая, что в хамингье завелся порок, который рано или поздно проявится. Болезнь человека проявляет себя грехом и страданием. Несчастье, таящееся в его складе, «выходит наружу», как гласит старая поговорка.