Норвегия, уступая Дании в динамизме, в позднюю эпоху викингов теснее других скандинавских стран связана с Русью; и здесь «династический способ» взаимодействия на уровне королевского и великокняжеского родов, завершивший эру «конунгов-викингов», сопровождался глубоким духовным воздействием православного Востока, очевидно сопоставимым с успехами на Севере — «греческой церкви» по сравнению с римской, по крайней мере до оформления окончательного раскола 1054 г. Олав Трюггвасон с «греческим епископом Павлом» был вполне православным человеком, и Олав Святой не ощущал конфессиональной разницы с русскими родичами, как и его посмертные почитатели на Руси.
Швеция, теснее и непосредственнее других скандинавских стран связанная с Русью, выразила эту связь и в династическом браке Ярослава с дочерью Шетконунга, и в статусе «Ладожского ярлства», превращенного в своего рода porto franco для скандинавов 1020-1060-х гг. В итоге именно из Ладоги шведская государственность получила финальный импульс для окончательного оформления европейской державы «христианских королей Швеции» династии Стейнкиля 1060-1160-х гг.
IV. Идеологический: обмен духовными ценностями. Он находил выражение в политических и религиозных идеях, династических связях, в использовании общего фонда сведений при создании национальных литератур. Основные импульсы (включавшие и ряд исходных «восточных» образов и мотивов) (Ellis Davidson 1976: 177—339), первоначально, с середины VIII до середины IX столетий, направленные с Севера на Восток, одновременно встречают ответное движение образов и идей, а по мере стабилизации трансконтинентальной системы путей («кольцо» Великого Волжского Пути и Пути из Варяг в Греки) в нарастающем объеме поступают из Руси на Север Европы. Если «заморье» в ПВЛ выступает обобщенным воплощением представления об эпическом источнике единой великокняжеской власти рода Рюриковичей, то и в композиции «Хеймскринглы» мотив пребывания скандинавских конунгов-миссионеров «на Востоке в Гардах» фиксирует поворотные моменты в судьбах Норвегии. Русская летопись не сохранила никаких воспоминаний о северных конунгах, гостивших в Киеве; напротив, киевский князь Ярослав Мудрый, «конунг Ярицлейв» королевских саг — эпически обобщенный образ христианского правителя, воплощающий новые государственно-политические идеалы, не только родич и союзник, но в чем-то и образец для северных конунгов.
Центр тяжести новых идеологических ценностей — скорее на Руси, чем на Севере. Варягов-мучеников киевляне чтили как местных православных святых: первые отшельники Варяжских пещер Киевской Лавры, словно былинный Илья, завершали «варяжский путь» христианским подвижничеством православных монахов (Новичкова 1997: 12-17; Лебедев 2001: 77-80). Культ Климента папы римского из православного Херсонеса через Киев и Ладогу распространяется до Осло и Британии, а иноземная церковь Олава в Новгороде, первый зарубежный храм во имя христианского патрона Скандинавии, словно акцентирует сакральную значимость для норманнов того пространства, «Гардов», откуда начинался его провиденциальный последний поход, первый «крестовый поход» 1030 г. в истории Европы, поход воинов-христиан против трондхеймских бондов-язычников, с Востока — на Север, из Руси — в Норвегию, от Ладоги — к Нидаросу.
Обмен духовными ценностями отражен в появлении и распространении с VIII в. культовых атрибутов и ритуалов, сформированных в IX-X вв. «гибридных» погребальных языческих обрядах, мелкой культовой пластики, амулетов и стоящих за всем этим религиозных образов и мифологем, сначала — языческих, но с Крещения Руси — христианских.
Наиболее обширным полем этого взаимодействия был дружинно-эпический фонд, однако итоговая и сущностная реализация взаимосвязей в духовной сфере, подкрепленная феодально-государственной практикой династических связей, — это распространение с Востока через Русь культурных ценностей и норм феодально-христианской государственности Византии.
Ярослав Мудрый, завершающий этап развития «архаической руси», в королевских сагах «Хеймскринглы» выступает эталоном феодального христианского государя. «Конунг Ярицлейв» — родич и союзник конунгов-крестителей Норвегии, Олава Святого, его сына Магнуса, Харальда Хардрады.
Русь чем далее, тем определеннее выступает очагом и источником этих новых идеологических ценностей. Уровень обмена в этой сфере, зародившись во второй полови¬не VIII — начале IX вв., стабильно определяется к середине X в., достигает максимума в XI в. и обретает художественное выражение в древнерусской литературе XII в. (включение окончательной редакции «Сказания о призвании варягов» в текст «Повести временных лет» 1118 г.) и древнесеверной — XIII в. (монументальное полотно королевских саг «Хеймскринглы»).