Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси

Фазы эволюции этого уклада можно представить в течение железного века благодаря исследованию ютландского поселения Фор6acce (Hvas 1986: 61–96). Начальные стадии существования небольшой сельской усадьбы с последних веков до н. э. и в первом столетии н. э. с постепенным ростом во II–III вв. ведут к резкому расширению поселения в V в., со следующим затем — смещением и сокращением в VI–VII вв. Медленное перемещение селитьбы, безусловно, связано с «переложной» эксплуатацией периодически истощающихся, но восстанавливаемых угодий. Ресурс был достаточен для последовательного роста населения, видимо поставлявшего контингенты участников событий «Великих переселений народов» в V–VI вв., что отчетливо проявилось в колебаниях масштабов этого рядового датского поселения (Randsborg 1991: 75–77).

В эпоху викингов поселение восстанавливается после очередного «смещения угодий», а затем последовательно растет и к XI в. достигает размеров, сопоставимых с расцветом «римского времени». В этом формате деревня окончательно стабилизируется на месте, где существует непрерывно в течение тысячи лет до наших дней.

Э. Роэсдаль отмечает, что во многих случаях в Дании «местоположение современной деревни можно проследить вглубь веков до 1000-х или 1100-х гг.», однако полагает неясными причины стабилизации аграрного расселения на исходе эпохи викингов (Роэсдаль 2001: 87–88). Между тем, как установил к началу 1980-х гг. Й. Херрманн, в эту эпоху определяются три важнейшие хозяйственные инновации в экономике народов Балтики раннего Средневековья (Herrmann 1982: 11–12).

Во-первых, это — повсеместное распространение ржи в качестве основной сельскохозяйственной культуры, что способствовало увеличению запашки и преобразованию системы общинного землепользования. Во-вторых — возросшая добыча и обработка железных руд (особенно — высококачественных шведских) и производство железных плужных лемехов и других сельскохозяйственных орудий. В-третьих — распространение дуговой и шлейной упряжи, позволявшей в качестве тягловой силы применить лошадь, при том что на легких скандобалтийских почвах производительность лошади вдвое выше, чем упряжного быка или вола, применявшегося в европейском пашенном земледелии. Плужная упряжная лошадь и конская сбруя, заимствованные славянами у кочевников (прежде всего, авар), в течение эпохи викингов распространяются в скандинавских странах, а затем у балтийских и прибалтийско-финских народов. Собственно, с этого времени (и не ранее) в Северной и Восточной Европе устанавливается, в строгом смысле, крестьянский тип хозяйства (с единоличным пахарем, на лошадке и за сохою возделывающим свой земельный надел).

Стабилизация этого крестьянского хозяйства в начале II тыс. н. э. — прямое следствие своего рода аграрной революции в Скандобалтике железного века (Славяне и скандинавы 1986: 12–14).

В этой стабилизации, по-видимому, и следует искать тот дополнительный источник ресурсов, который вызвал активизацию скандинавов в VIII–IX вв. Крестьянское хозяйство бондов накопило достаточный потенциал, чтобы высвободить сначала часть молодежи для новых заморских походов; с другой стороны, продукция этих хозяйств позволяла вовлечь их в оборот ремесленной продукции и расширить тем самым рынки мастеров (ограниченные в предшествующие века — заказами племенной элиты). С поступлением заморской добычи все более значимыми становились и дальние торговые связи, обеспечивая растущее поступление в Скандинавию восточного (а затем германского и англо-датского) серебра.

Общество бондов, питая все эти новые тенденции и силы общественного развития, оставалось сравнительно стабильным и самодостаточным. Устойчивость, закрепленная стабилизацией средневекового крестьянского хозяйства, становилась фундаментом относительно самостоятельных и динамичных, все более разнообразных по своим проявлениям и следствиям общественных процессов.

В течение всей эпохи викингов, с начала IX до середины XI в., между, с одной стороны, народным ополчением, ледунгом, остававшимся социально-политической гарантией неизменного статуса бондов, но постепенно приобретавшим все более государственно-организованный характер, и, с другой стороны, поднимавшейся над ледунгом, сначала — отборной и квалифицированной военной силой, а затем и источником командного состава (с обозначавшимися «феодальными функциями»), королевской дружиной (hird), развивавшейся в военно-феодальную иерархию, оставалась своего рода социальная ниша, исчезнувшая лишь по мере завершения обоих указанных процессов. Заполнялась она деятельностью относительно свободных (и от государственной власти, и от традиционной племенной структуры) дружин викингов, внутренняя организация которых, именно в силу этой свободы, наименее освещена в источниках.

3. Викинги