Эпохи холст заиндевелый - мазком багровой кисти…

Между кораблями продолжали сновать катера и лодки, что-то привозя, кого-то увозя.

С самой Балтики на броненосцах продолжались мелкие доделки и усовершенствования. Теперь же в Александровске заводские мастера и рабочие сошли на берег. Считай в последний момент. Обратный путь им предстоит проделать уже по железной дороге.

Вся судокорабельная тоннажность, набившаяся в Екатерининскую гавань, не прекращая и на ночь, подсвечиваясь прожекторами, пуская рябь от бортов, тлела парами, чадила дымами, где-то ещё громыхая и стуча… по дереву, по железу, по чьей-то бессоннице.

А с пяти утра и тем более никто из составов экипажей не знал покоя и праздности: вахтенные, подвахтенные, офицеры, унтеры, матросы….

Отдавались команды, принимались рапорты, потели кочегары, свистали дудки, топотали ботинки, сыпался добротный сопутствующий мат… среди простых и господ.

А над всем этим главенствовали вечно недовольные рыки совсем не душки командующего — адмирала Рожественского.

Так или иначе, время и действо подходило к равновесию с графиками и распорядком. Били своё положенное склянки. Не только углём единым жива эскадра — следовал утренний приём пищи.

А с берега тем временем….

Там под колокольный звон, торжественно, с хоругвями, велеречиво и песнопенно, "во славу", "победу" и прочее, двигалось шествие.

У причалов выстроились высшие офицеры эскадры, почётный караул, присутствовали чины из местных, праздный люд.

Поход Северным путём стольких кораблей (и каких) уже можно было назвать беспримерным.

А потому больше десятка корреспондентов, российских и иностранных, выбирая удобные ракурсы, суетясь со своими громоздкими ящиками и относительно портативными бокс-камерами, пы #769; хая вспышкам, норовили запечатлеть памятные кадры на фотографические пластины.

Находились среди этих искушённых злые языки нашёптывающие: 'на погибель идут'. И спешили маститые и не очень шелкопёры, пьянённые воодушевлением и утренним воздухом вперемешку со вкусом угольного дыма, под специфические портовые звуки и гудки уходящих кораблей, ломая перья и грифели, передать на бумагу свои яркие впечатления, не подозревая….

Не подозревая, что на этом новости об эскадре Рожественского не закончились. И будут ещё сенсации… приходить с судами…, прибегать телеграфными строчками… и просто доходить почтой статьями в газетах.

Отцы духовные и дальше бы тянули тугомотину, но Зиновий Петрович поспешил получить благословение "пройти путями тернистыми и одолеть ворога" и категорически настоял на скором отбытии.

Катера и паровые шлюпки развезли участвовавших в молебне моряков по своим кораблям.

А те, как огромные плавучие крепости, грозно внушая веру в славный поход и громкую победу, пестря флажками, бахнув тройку раз из салютных пушек, под крики "Ура!" и "в воздух чепчики", начали свой неспешный выход.

Вот только почему-то женщины да бабы крестили их вслед, промокая платочком глаза.

Аккуратно подталкиваемый буксирами, в порядке очерёдности, первым прочь из гавани пошёл флагман — "Князь Суворов".

Броненосцы, выйдя из Кольского залива, выстраивались в кильватер. За ними становились черноморские пароходы. Немецкие угольщики давно уже ожидали на рейде.

Последними оказались "Ермак" и "Роланд".

Идти вслед каким-либо провожающим судам Рожественский запретил, но всякая частная мелочь, увязались как малые дети, плоть до Баренцева моря.

* * *

А студёный Баренц встретил устойчивым северным ветром, неприятной волной в борт, раскачивая менее остойчивые суда и неожиданно минусовой температурой.

Ветер подхватывал, рвал, сносил дымы в сторону. Кильватер гнул длинную дугу.

Хорошо просматриваясь с флагмана, колона шла ровно, за исключением немного рыскающего "Ермака". Чуть отдельно двигались германцы.

Вдалеке по левому траверзу, "аж в шестидесяти кабельтовых", как доложил дальномерный пост, чернил небо английский крейсер.

Рожественский даже не стал себя утруждать биноклем, чтобы рассматривать гнусный "Бервик".

"Гнусный" это он так сам его окрестил, периодически косясь на левый траверз, ду #769;мы думая свои недовольные:

"Ночью он, конечно, подберётся ближе. Пользуясь тем, что у нас нет крейсеров охранения".

"Британец" продолжал оставаться неприятным "бельмом на глазу" — недавним инцидентом с рыбаками, самим своим присутствием и ожидаемыми досаждениями.

"А как взять, поднять флажный, да известить беспроводным: "провожу учебные стрельбы к норду, норд-осту, норд-весту". Аккурат в тех секторах, где и пуганём шпиона.

Или же, как стемнеет, дать команду Владимиру Иосифовичу… пусть он "Ослябей" проведёт траверзный рейд, миль на пять-семь. Да потушив огни! Осторожно, конечно, потому, как и "британец" может без огней тишком двинуть на сближение".

Адмирал всё же поднял бинокль, но английский крейсер скрывали собственные дымы.

"Коптит! Твоё счастье, что зарубил инициативу потомков. Верю — гореть бы тебе поганец. Убийца простых поморских рыбаков".

Зиновий Петрович переключил свои мысли на пришельцев из будущего.

"Н-нда! Эти потомки…".