Признаюсь, у меня к вам накопилась масса вопросов. Почему у ледохода под американским флагом самоедское название 'Ямал'. Откуда вы такие - русскоговорящие? И ещё, но…, но я право теряюсь…
- Ну, что ж. Пришло время удивлять. Мы не просто русскоговорящие, мы русские. В большом смысле этого слова, несмотря на наличие в экипаже и бурята и татарина. И ледокол построен на русской земле. И несёт в себе столько технических совершенствий, что знай о них разведки других стран, их правители предпочли бы уничтожить судно, вместе с командой, нежели оно досталось кому-то иному.
Поэтому нельзя допустить, чтобы о нас пронюхали на 'западе'. Да и на 'востоке' тоже.
Война с Японией закончилась? Какой сейчас год, месяц?
Последние вопросы Чертов задал совершенной неожиданно, без перехода, что Престин не задумываясь машинально ответил:
- Одна тысяча девятьсот четвёртый, второе мая. Что-о-о?! Изволите шутить-с?
- Видал шхуну-паровичка? Какой чух-чух музейный… Мне, когда передали, что именно выдал наш 'старик' на совещании после Земли Франца, честно говоря, думал у него крыша поехала.
- Слухи и до этого ползли по ярусам - типа, что мы оказались в прошлом… Вот тебе и свидетельство.
- И чего думаешь?
- А то! Чё нам этот ледокол. Я так понял наш Чёрт решил с Россией оставаться. А скоро революция. Гражданская война. Можно и под раздачу попасть. И дальше - Первая мировая, Вторая. Не будет покою и тепла в Европе. В Штаты подаваться надо.
С нашими знаниями можно несказанно разбогатеть и жить вполне припеваючи.
- Конкретней. Какие знания? Политика? Предупредить Франца Фердинанда о Гавриле Принципе? Да нас раньше за яйца подвесят с такими заявочками… Да и не поверят.
- Я о технике. Типа изобретение какое-нибудь запатентовать.
- Чтобы подать патентную заявку тоже нужны деньги. И как вообще жить до того момента пока раскрутимся? Начальный капитал однозначно нужен.
- Стянем чего-нибудь с судна. Продадим задорого. Представь за сколько ноут уйдёт.
- Ты дебил? Это технология из-за которой нас, попади она в руки спецслужб, прикроют и не моргнут. А повторить её мы не сможем. Надо что-то попроще.
- Ну, да. Маху дал. Надо подумать.
- Вот и подумай. Старпом уже суету развёл. Библиотеку пересматривают. Надо подмазаться под это дело. Выудить себе рыбку лакомую.
А вообще, чего тут думать. Мелочь на продажу наскребём - на хлеб-соль. А патентовать надо что-то попроще, что мы сами осилим, скопируем. Да чего там далеко ходить - ща всё клепают, сварка только в экспериментах, если не ошибаюсь. Я на сварщика когда-то бурсу на три с плюсом отходил, и поработать пришлось немало. Тема известна от и до! У нас в цеху даже есть вполне компактный аппарат - упрём его и в катер. Главное время и место подгадать, чтобы до Норвегии хватило.
- Бля-я-я… Хватятся, на вертоле догонят. Ещё и посекут с 'калашей'. Чёрт наш не простит ни за что. И морпех этот пассажиром - крутой парень.
- А мы спешить не будем. Рассчитаем, посчитаем, подготовимся, выгадаем момент, вертол стреножим и тогда…
- Сто десять лет!? - Константин Иванович Престин только покачал головой, стараясь не смотреть на собеседника, посчитав, что тот немного не в себе, - ваш корабль способен проходить не только через льды, но и через время?
- Это было какое-то природное явление, феномен - вдруг всё заволокло белым свечением, экипаж потерял сознание, судно шло неуправляемым! А когда мы очнулись, через несколько часов выяснили, что уже здесь. В девятисотых.
Капитан ледокола вовсе не пытался что-то доказывать и убеждать - говорил с такой печалью и задумчивостью, что почему-то хотелось ему верить.
При упоминании о 'белом свечении' вежливая улыбка Престина похолодела и моментально сползла с лица. Он немедленно вспомнил уже наблюдаемую им ранее аномалию, пришибленную команду норвежской шхуны и уходящий во льды красный силуэт.
Рука непроизвольно дёрнулась перекреститься. В благоговении. Потому что сотворить подобное под силу только богу или дьяволу, а белый свет всегда ассоциировался с божественным проявлением.
И пусть Константин Иванович ещё не принял это поразительное физическое явление на веру, оно ещё не уложилось в голове, но он уже пробовал его на вкус своего разума, теперь иначе оценивая этот потрясающий ледокол, его тоннаж и мощь силовых установок. По-другому смотря на непривычную обстановку и предметы непонятного назначения.
- Сто десять лет! - Повторил он чуть тише, но казалось что эти 'сто десять' теперь обрели весомость всех тех десятков лет, ещё не прожитых, но уже как бы случившихся, - сто десять лет смены дня и ночи, закатов и рассветов…
Вдруг нестерпимо захотелось расспросить, расспросить: 'а что же будет, как дальше жить-то будем?'…, и о себе захотелось…, но тут же устыдился собственной гордыни:
'да кто я таков, чтобы обо мне помнили потомки!'.
Воображение прыгнуло амплитудой и снова упало в скепсис. Взяв себя в руки, отогнав волнующее наваждение и свою наивность, Константин Иванович как можно строже заявил, покачав головой:
- Мне трудно принять ваши слова на веру. Крайне трудно. Извольте…