Открытие «Маринленда» состоялось 28 апреля 1970 года. Шоу, в котором выступили четыре дельфина, продлилось всего семь минут. В тот первый день к нам пожаловал один-единственный зритель, вернее зрительница – какая-то женщина просто проходила мимо, заплатила 6 франков и устроилась на трибунах. Мы ужасно расстроились, но все же начали представление. Через несколько минут женщина встала и удалилась явно в дурном расположении духа. Прежде чем покинуть «Маринленд», она потребовала вернуть ей деньги за билет, заявив кассирше, что ей не понравился наш «зоопарк, потому что в нем нет ни львов, ни жирафов». Это был один из самых ужасных дней в моей жизни. Я даже подумал тогда, не заняться ли мне чем-нибудь другим.
Тем не менее мы засучили рукава и взялись за работу. Через год, ко второму официальному открытию, назначенному на 22 июня 1971-го, «Маринленд» преобразился. Вместо одного бассейна у нас теперь было семь. Я хорошенько подготовился к торжественной дате – хотел произвести фурор, как три года назад с «Мегари». Мои гости прибыли на борту пассажирского лайнера, лично зафрахтованного мной в Ле-Бурже. Кроме журналистов, политиков и ученых, я пригласил жителей Шампинье, сотрудников КРВП и своих знакомых летчиков. Среди них были дослужившийся до генерала Жозеф Риссо, мой друг и однокашник Жан Ревейак из выпуска Z, ставший хранителем музея ВВС, и великий французский ас Второй мировой войны Пьер Клостерман – мы познакомились в Великобритании, и он тогда увел у меня девушку.
Я начал читать речь, стоя на платформе над самым большим бассейном. Речь была официальная, занудная, и мало-помалу люди вокруг теряли интерес к происходящему. По счастью, коллегам пришло в голову внести немного оживления в мероприятие – они решительно подступили ко мне, и в следующее мгновение я в прекрасном костюме, в очках и с бумажками в руках уже летел в бассейн.
С течением лет посещаемость «Маринленда» неуклонно росла, и в 1990-е достигла полутора миллионов. В 1992 году я открыл РИММО – заповедник площадью 88 тысяч километров в западной части Средиземного моря для защиты дельфинов от дрифтерных сетей, в которых каждый год погибало несметное множество этих млекопитающих.
От экологически чистого производства до защиты морских животных – я прошел этот путь, потому что всегда стремился сохранять природный баланс нашей планеты.
38
«Нормандии» верен навеки
Пятница, 22 сентября 2006-го. Я снова в Ле-Бурже. Прошел 61 год с тех пор, как одним чудесным летним днем мы приземлились здесь на Як-3. Поводом опять собраться вместе стало торжественное мероприятие: Жак Ширак и Владимир Путин открывают памятник авиаполку «Нормандия – Неман». Это скульптурная группа: пилот и механик, подняв головы, смотрят в небо.
Тогда, 20 июня 1945 года, нас было около сорока человек – победителей, вернувшихся из СССР на советских самолетах. Но из полудюжины доживших до этого дня летчиков-истребителей сейчас тут только я и Пьер Лорийон. Жозеф Риссо умер в прошлом году. Я воздал ему последние почести на церемонии, организованной в Доме инвалидов. Теперь он покоится на кладбище в родной деревне Кадолив.
А Марсель Альбер, мой второй закадычный друг и однополчанин, не решился на долгое путешествие в Париж из Соединенных Штатов, куда он перебрался после войны. Бебер у нас ресторатор. Мы время от времени перезваниваемся, но он не хочет покидать свою ставшую почти родной Калифорнию, чтобы не оставлять в одиночестве целый выводок кошек.
В этот день, 22 сентября, нас всего двое пилотов и горстка французских механиков – Андре Пейрони, Жорж Марселей, Жорж Мазюрель, Марсель Одибер и Жорж Мунье. Еще несколько русских ветеранов – они даже больше взволнованы, чем мы. Александр Капралов, мой верный механик, которого я когда-то чуть не довел до инфаркта, приземляясь на одно колесо, не смог приехать из-за проблем со здоровьем.
В 15.30 четыре Су-27 пролетают над старым аэродромом в сопровождении четырех «Мираж Ф1» из авиационной группы «Нормандия – Неман», которая теперь базируется в Кольмаре. Русские и французы крылом к крылу, как когда-то мы с летчиками из 18-го гвардейского истребительного авиаполка, нашими соратниками-побратимами.
После церемонии мы идем в здание аэропорта, где в одном из залов Музея авиации и космонавтики открылась экспозиция, посвященная «Нормандии – Неман». Фотографии заставляют нас заново пережить эпопею авиаполка. Директор музея, мой друг Жерар Фельдзер – племянник Константина Фельдзера, одного из летчиков «Нормандии», – ведет нас к Як-3, единственному уцелевшему из сорока самолетов этой модели, подаренных нам Сталиным в 1945-м. Я не могу устоять перед искушением и на потеху публике пытаюсь втиснуться в кокпит, который никогда не казался мне таким тесным.