Эпопея советско-финской Зимней войны 1939— 1940 годов. Сухопутные, воздушные и морские операции

Тогда остаются два фактора: боевой дух и командование. Моральный дух советского пехотинца был по понятным причинам невысок. Ему твердили, что он освобождает финский рабочий класс от ненавистных угнетателей. Ему внушали, что можно рассчитывать на легкую победу, потому что финский солдат, по сути, ему не враг. Как же тогда объяснить то ожесточенное сопротивление, которое этот красноармеец встретил со стороны «угнетенных» финнов? Пленные, захваченные 16 декабря батальоном ЕгР-10, говорили, что целые «полчища» их товарищей безоговорочно сдались бы в плен, если бы знали, что с ними будут хорошо обращаться (комиссары внушали им, что финны расстреливают пленных). 580 пленных, взятых в боях оперативной группой «Паяри», составляли более 10 процентов всех пленных, захваченных за всю войну⁷⁹.

Однако, если ключевым фактором являлся моральный дух, не следует забывать, что на начальном этапе боевых действий сами финны пребывали на грани паники. Успех пришел лишь после прибытия на фронт полковников Талвелы и Паяри – сначала этого успеха добились в обороне, а затем – в контрнаступлении. Таким образом, решающим фактором становится грамотное управление войсками. Как выразился генерал Хейнрике, «вскоре инициатива и сила воли новых командиров преодолели уныние и усталость… Толваярви был и остается восхитительным примером того, что на войне может быть достигнуто силой воли и сильным умом». Паяри так оценил вклад своего начальника: «Командир группы „Т“… был движущей силой, создавшей веру в победу и активный боевой дух Толваярви и сохранившей их в условиях сильнейшего умственного и физического переутомления».

События полностью оправдали доверие маршала Маннергейма Пааво Талвеле⁸⁰.

Глава 3 Белое Рождество

Воевать зимой мы будем,

На снегу сражаться станем!

Руна XXXII

В то время как группа «Талвела» завязла в смертельной схватке в дебрях к северу от Ладожского озера, первым атакам подверглись основные оборонительные сооружения финнов к западу от озера. К моменту кульминационного сражения в Толваярви 12 декабря передовые части 7-й армии Мерецкова достигли линии Маннергейма на всех участках Карельского перешейка¹.

Поскольку продвижение Красной армии было здесь остановлено на неприлично долгий срок, в советской прессе и литературе эта линия обороны приобрела поистине мифологические черты: ее постоянно приравнивали к линиям Мажино и Зигфрида. В действительности же на всей линии (протяженностью более 80 миль) располагалось всего 109 железобетонных бункеров, и около половины из них – устаревшие, построенные еще в 1920-х годах. Для сравнения: на наиболее укрепленных 87 милях линии Мажино стояли железобетонные доты, усиленные крупными казематами, которые, в свою очередь, с интервалом в 3–5 миль чередовались с настоящими подземными крепостями. Гарнизон последних достигал 1200 человек и обслуживался собственной электрической железной дорогой; ни одно укрепление в Финляндии даже близко нельзя было с этим сравнить².

Финны в значительной степени полагались на естественные преграды: более половины линии Маннергейма проходило вдоль рек и озер (см. карту 14). К сожалению, кратчайший путь из Ленинграда в Виипури являлся и наиболее уязвимым. 10-мильный промежуток между рекой Суммайоки и озером Муолаанъярви – «шлюз Виипури», через который проходили добротные автомобильные и железнодорожные коммуникации, – представлял собой область открытых сельскохозяйственных угодий и редких лесов (см. карту 9). На этом открытом участке, где у вражеских танков и артиллерии было место для широкого развертывания, финны построили 35 железобетонных бункеров, включая 15 современных, для поддержки 14-мильного участка извилистой линии фронта. Сильно укрепленные бетонные сооружения располагались на крайних флангах. Эти выходы к Финскому заливу и Ладожскому озеру также защищали пять батарей тяжелой береговой артиллерии (орудия от 120 до 254 мм). Однако в основном оборона представляла собой мощные полевые сооружения: земляные и деревянные бункеры, траншеи, блиндажи, корсусы (небольшие подземные спальные помещения), гранитные противотанковые препятствия, заграждения из колючей проволоки и минные поля. По меркам 1914–1918 годов, эта линия была грозной, но по сравнению с линиями Мажино и Зигфрида и техникой Второй мировой войны она особо не впечатляла. Кроме того, за исключением флангов, в ней отсутствовал элемент, необходимый для прочности любой системы статической обороны, – мощная артиллерия поддержки с достаточным количеством боеприпасов.

Пока шли бои, ни одна из сторон не была заинтересована в том, чтобы развеять миф о непроходимости обороны перешейка. Однако непреднамеренным эффектом советской пропаганды было внушение страха атакующим. Соловьев отмечал, что в советских войсках циркулировали слухи о неприступности перешейка, о подземных городах и т. д.⁴ В перехваченном боевом приказе, отданном командиром корпуса Красной армии 9 декабря, есть такой показательный отрывок: