Эпос трикстеров – 1, или Подлинная история хартлендских богов

— Эх, ворса, ворса, — сокрушённо покачала головой хозяйка, — погубит когда-нибудь тебя твоя беспечность. Где ж ты видел медведей, говорящих по-человечески? Было у меня нынче видение, что придёт к нам в дом один из Великих в зверином обличии. И что должен ты, ворса, оказать ему помощь всю, что в твоих силах, ибо трижды сей Великий спасёт тебя. Причём дважды это должно случиться ещё при моей жизни. И вот что же я вижу? Стоит в моём доме медведь, говорящий по-человечьи. Учёный и учтивый. А ты говоришь, будто спас он тебя.

Хозяйка обернулась к медведю и, улыбнувшись, произнесла:

— Проходи к столу, о, Великий! Прости мужа моего неразумного. Не признал он тебя.

Немая сцена.

Ворса, который добрался до скамьи и успел на неё приземлиться, теперь пытался встать, но почему-то застыл в полусогнутом состоянии. Видимо, он не мог решить, что ему делать. То ли вытянуться в струнку перед богом, посетившим его дом, то ли скрыть своё прежнее неведение и остаться сидеть. Эта борьба мыслей зафиксировалась на его лице в виде открытого рта и расширенных в изумлении глаз.

У медведя от неожиданности услышанного подкосились ноги, и он сел на пол, разинув рот и по-прежнему держа в лапах золотую чашу.

Хозяйка, в полупоклоне, слегка повернув на бок голову, загадочно глядела на медведя.

Завершали картину пять разинутых ртов и пять пар горящих глаз, с восторгом глядевших на странного гостя.

Вдоволь насладившись произведённым эффектом, хозяйка вдруг всплеснула руками:

— Да что ж у порога-то стоять? Проходи, гостюшка, проходи к столу!

Она ловко забрала у медведя чашу и словно веретено завертелась между очагом и обеденным столом.

Медведь на лавку садиться не стал. Он просто сел у стола, положив передние лапы на скатерть. Рост у Волосатого был такой, что его макушка была вровень с макушкой сидящего за столом лешего. Ворса, кстати, решил всё-таки не вставать. Когда медведь устраивался у стола, леший негромко сказал:

— Прости, Великий, не узнал…

Волосатый склонил голову, пристально рассматривая свои лапы и пробормотал:

— Не переживай. Я этого тоже не знал.

Затем он пристально взглянул прямо в глаза ворсы и всё также в полголоса произнёс:

— Поговорить надо. Ты мне поможешь?

Леший стал совсем бледным и торжественно-серьёзным:

— Моя жена в предсказаниях никогда не ошибается. Я твой должник. И я весь твой.

— Всё так и будет. Но сначала давайте пообедаем, — прошуршал у них над головами слегка насмешливый шёпот хозяйки.

А на столе тем временем появилось большое глиняное блюдо с нарезанным ломтями мясом, кувшины ягодным взваром, плошки с мёдом, ягодами ежевики и ячменные лепёшки.

* * *

Трапеза подходила к концу. Волосатый со смаком пережёвывал последнюю лепёшку. Ни покойный шаман, ни, тем более, медведь никогда не ели такого лакомства. В родном племени шамана если и пекли лепёшки, то из желудей или орехов. Дикие злаки на лесных берегах Ушны и Оки и тогда были редким явлением. А выращивать ячмень и пшеницу неолитические охотники в этих краях научиться ещё не успели.

Ребятишки насытившись начали валять дурака, переговариваться, толкаться. Мать посоветовала им погулять во дворе. Волосатый думал, что они выйдут на улицу через дверь, в которую он вошёл вместе с ворсой. Но ребятишки направились туда, откуда появилась жена лешего.

Удивило медведя и то, что здесь ни у кого нет имён. Ворса — просто ворса, его жена — просто жена или хозяюшка. А детишек вообще пронумеровали. Их звали: Медводдза (по-русски это значит — первый, самый старший, серьёзный тип лет пятнадцати), Мэд (второй, шустрый пацан лет двенадцати), Коймэд (третий, похож на второго, всего на год младше), Нёльэд (четвёртый) и Витэд (пятый). Последние два были карапузами лет трёх-четырёх. Поразмыслив, Волосатый сделал вывод, что имена им и не нужны. Шаманы считали, будто человек, знающий подлинное имя объекта, имеет власть над этим объектом. Так к чему рисковать? Да и зачем как-то называться, если здесь в избушке всего один взрослый ворса, всего одна его жена? А дети и номерами обойдутся. Заодно счёту обучатся.

— Так что же всё-таки, дорогой мой муж, у тебя сегодня произошло? — строго спросила хозяйка ворсу.

Леший, словно пойманный на шалости мальчишка, вперил взгляд в стол, тоскливо крутя пальцем деревянную ложку.

— Я, это… Ну… На вакулей нарвался, — наконец-то выдохнул он.

— На петле перед впадением в Йоку?

По-фински «йока» — это река. У народа морт язык был похожий. Вероятно, много позже с приходом славянского языка слово потеряло букву «й», превратившись в личное название реки — Ока.

— Да, — кивнул ворса.

— Но ты же знал, что после того как Ушна весной косогор подмыла и десяток стволов в Йоку унесла, вакули тебе отомстить обещали за то, что наши коряги им реку засоряют. Так какой же демон тебя туда потащил? — прошипела хозяйка.

Ворса покраснел, как мальчишка, застуканный учителем во время списывания задачки у соседа.