Эра Алкида. «Перфекция» (СИ)

Лишь бы уровнять всех под одну гребенку. Лишить индивидуальности. Отнять всё чужеродное.

Алкид лёг на кровать, смахнув на пол сваленные в ногах доклады, которые он изучал днём. Боль всеми зубами вгрызлась в спину, заставив его зажмуриться. Спирт притупил её. Во всяком случае теперь получится быстрее уснуть.

Ты верно сказала, звёздочка. Мы никому не нужны кроме нас самих. Никто из нас не думает перед сном о живых и любимых. Мы всегда вспоминаем только самые тёмные эпизоды наших жизней. Загоняем себя в камеру пыток, запираемся там наедине с собой. Планируем часы расплаты со своими врагами. Злость. Только она питает нас и даёт нам воздух. Наши планы о том, кого мы уничтожим на своём пути.

Алкид был уверен, что доктор Семела думала о своей научной работе. О том, какого уважения она сможет снискать у коллег после того, как опишет его случай. Глава разведки, вне всяких сомнений, представлял мальчиков. Куда моложе тех, кого обычно мог себе позволить. Доктор Хрис и все начальники — как можно сэкономить побольше, чтобы отпилить себе кусок пожирнее. Все они — падальщики. Мерзкие паразиты.

О чём я думаю, чтобы уснуть, Доктор Семела, — обратился к ней мысленно Алкид, — только моё дело. Потому что даже в самых своих смелых мечтах ни вы, ни они не можете себе это представить.

Алкид погрузился в коридоры своей памяти. Он развернул огромный невероятно подробный инженерный чертёж, который ни за что не поместился бы даже в трёх таких комнатах. План Акрополя, который он тщательно расчерчивал и дополнял в голове на протяжении лет. Здесь было всё — карты здания и помещений, коды дверей, камеры слежения, пароли от компьютеров, графики работы и планы передвижения охранников и сотрудников. Это был главный труд его жизни, самая настоящая «Перфекция» — идеальное воплощение человеческой мысли.

Алкид понимал, что память — это самый ненадёжный хранитель информации, но попытайся он хотя бы примерно набросать такой план на бумаге — его бы немедленно лишили всех привилегий и приставили к нему охрану. Этого нельзя допустить. Поэтому он обращался к карте каждую ночь перед сном, дополняя и обновляя информацию на ней. Расчерчивая маленькие красные стрелки и пунктирные линии. Он старался просчитать каждый шаг и проверял весь план сотней различных способов, как делали компьютеры или взламывающие устройства при подборе паролей. Если хочешь создать поистине хороший план — убедись, что каждая шестерёнка работает, как часы.

Потому что второй попытки не будет.

А первая и единственная провальная закончиться пулей в затылок.

Это и есть, моя звездочка, то, о чём я думаю перед сном. Я думаю о том, как сбежать из Акрополя.

Глава 4. Взмах огненных крыл

Лихорадка не проходила двое суток. У неё были широкие крылья с колючими перьями. Красный, оранжевый и жёлтый — цвета заката. Цвета пламени, в котором Фрикс горел.

Всего три дня назад он был бы рад оказаться в таком яром тепле, но сейчас оно пожирало его, облизывая, обсасывая, вытягивая жизнь.

Взмах крыла. Плеск перьев. Спасительная рука опять обрушивает на разгорячённое лицо холод. Вода стекает по лбу, смешивается с капельками пота, затекает через потрескавшиеся губы в рот. Горячая. Всё равно слишком горячая. Во рту тягучий привкус смерти. Слишком тяжело дышать.

— Ты только держись.

На миг огненные крылья феникса раздвигаются в стороны. Сознание проясняется, в рассеянном свете глаза выхватывают блеклые образы, очертания плохо знакомой комнаты. В первую секунду мозг отдаёт команду бежать. Тело подчиняется, рвётся вперёд. Если хочешь жить — беги. Остановка всегда стоит жизни. Опять та же рука удерживает его, вдавливает обратно в сон. Моментально всё его тело отвечает смертельной усталостью, обмирает. Рассудок вновь проваливается в этот кипящий котёл. Он видит пылающую птицу. Взмах её огненных крыл застилает небо.

— Тише, тише, — успокаивает она. Так поют только самые искусные сирены. Именно так они баюкают на морском дне утопленников.