Эра Безумия. Колыбель грёз

Девушка не пожелала долго оставаться в спальне, в которой все напоминало о событиях прошлой ночи. Она нерешительно направилась в сторону двери, не зная, куда та ведет. Красавица не боялась выйти из комнаты, при этом даже не предполагая, на каком этаже дома она находится. Агнессе повернула ручку двери, та поддалась и открылась. Молодая графиня вышла из спальни и побрела вдоль темного узкого коридора, которому, казалось, не было конца. На стенах висели огромные пейзажи и портреты с изображением незнакомых девушке людей. Но, как будто по воле какой-то невиданной силы, она остановилась возле одной картины, привлекшей ее внимание. То был портрет де Вильере: он стоял возле стола, одной рукой он опирался на край стола, а в другой держал белые перчатки. Лицо его, как и всегда было строгое, в глазах его сверкало правосудие.

Агнесса сделала еще пару шагов, остановившись у второй картины. На этот раз пред ее взором появился портрет женщины, даже, можно сказать, девушки, которой на вид было не больше двадцати: белые волосы обрамляли бледное лицо, серо-голубые стеклянные глаза, маленький острый носик и алые губы, выделяющиеся на светлой коже, будто капли крови на снегу. Кровь, теперь это слово пугало красавцу, от малейшего воспоминания о нем, по спине графини пробегали мурашки, напоминающие уколы тысячи мельчайших иголочек. Она продолжала смотреть на картину; вокруг девушки не было ничего, кроме светло-серого тумана, размывающего контуры подола легкого белоснежного платья. Какие-то мрачные чувства вызывала у Агнессы эта картина, то ли из-за большого преобладания белого цвета, то ли из-за печального выражения лица девушки, опустившей голову вниз и смотрящей в пол. Что же именно в этой картине напугало молодую графиню? Скорее всего, глаза девушки, чистые серо-голубые, почти белые и как-то по-своему мертвые. Наверное, у любого, кто посмотрел бы в эти глаза, в сердце поселилось бы мрачное и таинственное тишины, тревоги и страха. И все же, в этом призраке с картины было что-то притягивающее, что-то близкое…

Красавица прошла дальше по коридору, надеясь выкинуть из памяти этот зловещий образ белокурой леди с картины. Но теперь, когда девушка шла, надеясь найти выход на улицу, она уже не могла не оглядываться, боясь, что за ней кто-то следует. Теперь она чувствовала этот мертвый взгляд на своей спине. Молодая графиня хотела поскорее выйти из этого дома, отдышаться на улице и просто побыть одной, за пределами мрачной усадьбы королевского прокурора. Она спустилась по лестнице и вскоре вышла в огромный сад.

Казалось, это было единственное место в имении де Вильере, где царил покой, и солнечный свет переливался яркими красками. Девушка села на скамейку, возле клумбы из белых роз и небольшого золотого фонтана. Зелень деревьев приятно успокаивала зрение, а звонкое пение соловья, словно музыка, ласкало слух. Агнесса невольно представила, что стало бы, если эту прекрасную птицу посадили бы в клетку. Что же случилось бы? Ответ прост – соловей бы погиб. На глаза графини навернулись слезы, они скатывались по ее щекам и падали на серебристый подол, повторяя блеск черных узоров. В этих слезинках не было боли, нет, в них была лишь обреченность, что, возможно было хуже. Ведь, когда человек чувствует боль, он еще имеет желание и силы бороться, а, когда его разум охватывает обреченность – шансов на спасение не остается. Теперь жизнь Агнессы превратилась в ужасное заключение в клетке, из которой невозможно вырваться. Отныне ее свобода была заключена в плен страсти королевского прокурора.

– Боже, – тихо шептала девушка, – почему я хочу вновь прижаться к нему?

Она, действительно, жаждала почувствовать его ласки и поцелуи. Разве, это нельзя было назвать любовью? Скорее всего, нет, ведь чувства те были вызваны не чистой и непорочной привязанностью и мечтой быть рядом, а развратными фантазиями. Этот самый разврат вырывался из самого сердца красавицы, вынуждая ее желать де Вильере. Стоило ей только раз узнать, что такое любовь, какова она на самом деле. Агнесса хотела повторить прошлую ночь.

Это и доказывало, что в мире есть чувства, познав которые, человек до конца дней живет лишь мечтой вновь ощутить их. С одной стороны – это вполне нормальное явление, обусловленное обычными потребностями, свойственными молодой девушке, а с другой – слабость, которая со временем может превратиться в болезнь. С одной стороны – это сладкий яд, приторно отравляющий жизнь, а с другой – горькая шутка судьбы, итог которой уже просчитан.