К пятнадцати часам из министерства долетело распоряжение об откомандировании подполковника Калмычкова в распоряжение генерала Бершадского. Калмычков занялся оформлением документов и билета. Пробегал часа полтора. Когда вернулся в кабинет, опер Трофимов уже сидел в кресле, курил и рассказывал анекдоты. На вид – почти трезвый.
– Докладываю! – вытянулся шутливо, когда вошел Калмычков. – Ребята присутствовали на суде в качестве свидетелей. Все, что рассказали, – не под протокол.
– Разумеется, – согласился Калмычков.
– Разработали этих фотографов хорошо. Потому, что быстро. За два дня с момента подачи заявлений потерпевшими. Взяли во время работы. Обнаженный мальчишка и два взрослых дяди. Судя по снимкам, до дела не дошло. Пацан домашний, приручать только начали. Но в архиве – чего только нет!
Короче – повязали. Вещдоки, показания свидетелей. Эти уроды полкласса на съемку переводили. За сладости, за игрушки. Прокуратура дело повела. Наши, как положено, отписались и по другим расследованиям побежали. Тут Кузя и обозначился.
– Кузя?.. – спросил Калмычков. – Что-то знакомое… Бандит Кузнецов?
– Он самый, – продолжил Володя. – Только бандитов теперь нет, все коммерсанты. И Кузя – не пойми что. Местночтимый святой.
Оказалось, он этих фотографов крышует. И кормится с них. Наехал на оперов. Те от наглости опешили, но, очухавшись, скрутили. Не успели в участок привезти, как уже извинялись и наручники трясущимися руками снимали. В пиндюлях, как ежики в иголках!
– Не под протокол, Николай Иванович! – напомнил Володя. – От всего откажутся. У Кузи крыша оказалась сильно высокая. Выше нашего РУВД. Выше Главка, скорее всего. Дальше все просто. По схеме.
Свидетели отваливаются один за другим. В прокуратуре диски и карты памяти случайно размагничиваются. Трое пострадавших забрали заявы. До суда дотащился один, самый упорный. Уж и били его в подъезде, и с женой что-то делали. Но мужик уперся. Дождался суда.
За одно заседание ваша знакомая Ирина Сергеевна все дело в труху разнесла! Мастер. Ребята говорят, мужик этот, потерпевшая сторона, чуть с ума не сошел в зале заседания. Фотографов оправдали, подельников их – тоже. В прессу ничего не попало. Кануло. Словно ничего и не было.
– Я же говорил, вляпаетесь!.. – воскликнул Нелидов. – Жопой чуял!
– Короче, мужики считают, что в этом бизнесе бабки огромные. Значит, и крыша высокая. За версту теперь педофилов обходят… – закончил рассказ Трофимов.
– Обходи – не обходи, – сказал Калмычков. – Можно зажмуриться, уши заткнуть. А что делать, когда они сами к тебе приходят? Берут твоего ребенка и…
– Система такая, Николай Иванович, – сказал Нелидов. – Лейтенанты могут не знать, но мы-то с вами…
А против системы – как ссать против ветра, Калмычков сидел и молчал. Что скажешь, когда огромная машина, исправным винтиком которой ты был, вдруг повернула свои жвала в твою сторону и лязгнула железными челюстями. Одно дело – кого-то жрут, совсем другое – когда тебя. Сидишь и молчишь.
В полшестого позвонил и пригласил к себе генерал Арапов. Калмычков не видел его таким озабоченным. Растерялся. Присел тихонько на край стула. А генерал все ходил по кабинету, бормоча что-то под нос. Остановился напротив Калмычкова.
– Хоть бы поставил в известность, – сказал и снова заходил взад-вперед.
– О чем, товарищ генерал? – спросил Калмычков.
– Чего ты поперся в суд с расспросами? – генерал плюхнулся в кресло. – Какая связь между давно закрытым делом и нашей операцией?
– Никакой, – ответил Калмычков. – Мои личные проблемы.
– Коля! Ну ведь не дурак. Инструментально доказано… – Генерал выглядел очень расстроенным. – Если бы ты знал, откуда мне позвонили! А я ни сном, ни духом. Еле вывернулся. Сказал, что по моему заданию. Нельзя себя так подставлять. Для здоровья вредно! Это такие люди!.. Что им подполковник… Раздавят и не заметят.
Ночь Калмычков провел в поезде. Снова «Санкт-Петербург – Москва». Бершадский срочно затребовал. Перельман лично ездил за билетами… Ночь пролетела незаметно. Ничего не делал, ни о чем не думал. Тупо спал. Проснулся в шесть утра от тренькания мобильника. Позвонил Женька.
– Извини, Коль, разбудил, – сказал потухшим голосом. – Не хочу тебя дергать по пустякам… Только что мой «Ленд Круизер» сожгли. Прямо под окнами.