Эра Броуна

Леонид СМИРНОВ ЭРА БРОУНА

Он что-то задумал. Прочь! Он не наш, это не ездок по правилам, это хаотический ублюдок из худосочных детей дядюшки Броуна, гнусный племянник подвоха, кузен двусмысленности, неуправляемый и подверженный диким выходкам отщепенец… Не мешай нам! Мы мчимся по трассе с сумасшедшей скоростью, навстречу друг другу каждый по своей полосе…

Александр Васинский. Большое безумие

И ждем чего? Самим известно ли? Какой спасительной руки?

Михаил Кузмин

Глава первая 15 СЕНТЯБРЯ

1

Шифровка

АХИЛЛ – КРАКОВЯКУ

Ваши подозрения Крота в предательстве несостоятельны. Его репутация безукоризненна, несмотря на происки наших врагов. Категорически запрещаю самостоятельно предпринимать в отношении Крота какие-либо действия.

2

АНДЖЕЙ (1)

И все-таки он довел Крота до самого дома. Пас его на свой страх и риск, хотя даже смотреть косо на этого праведника преступно. Крот вне всяких подозрений – вот только ходы у него почему-то прорыты в очень сомнительных направлениях… И разве тут хватит сил наступить на горло собственной песне? Гораздо легче набраться смелости, зажмурить глаза и-и… нырнуть, то бишь начать партизанские действия. Это ведь дело привычное: какой бы бардак творился в мире, если б все ходили по струнке и свято блюли инструкции и циркуляры, сыплющиеся сверху…

Анджея (кличка Краковяк) больше волновал другой вопрос: что теперь думать о своем доблестном руководстве? То ли на Шефа хорошенько нажали сверху, то ли он панически боится распылять и без того немногочисленные силы, то ли… О последнем варианте и думать не хотелось.

Такое теперь время: если рыльце не в пушку, то это крайне подозрительно. Или ты – совершеннейшее ничтожество, на которое даже самая мелкая рыбешка не клюет, или, участвуешь в каком-нибудь вселенском заговоре и, боясь подставиться по пустякам, вынужден блюсти себя в кристальной чистоте. Нынче за взятки почти и не наказывают – не карать же, например, за насморк или за то, что растут усы…

Крот не только не замечал слежки, но даже и не проверялся, вел себя как любой добропорядочный гражданин, закончивший очередной рабочий день, – словом, наслаждался вновь обретенной свободой, покоем (насколько это возможно в центре Нью-Йорка) и одиночеством (само собой, одиночеством в толпе).

Анджей немало сил тратил на то, чтобы сохранять постоянную дистанцию в этом креветочном супе, из которого выкипела почти вся вода, – в распаренной людской массе, катящейся по тротуару. Приходилось лавировать с виртуозностью карманника, не наступив ни на одну ногу, но и самому при этом ни разу не подставившись (порой охваченный чувством вины прохожий продержит тебя дольше самой скандальной «жертвы» – уцепится за лацкан пиджака и будет рассыпаться в извинениях).

У парадного входа Крот вдруг затормозил и стал вертеть головой, прислушиваясь: никак не мог определить источник заинтересовавших его звуков. Краковяк тоже навострил уши. Респектабельный негр истово распекал свою разбитную подружку-мулатку, та почти и не пыталась оправдываться. Что-то ворчал себе под нос громко шаркающий ногами старик в линялых джинсах, теплой вязаной куртке и круглой шапочке. Оглушительно хохотали подружки-студентки, пихая друг дружку локтями. Всё не то.

– Мама, я тебя люблю! Мама, я тебя хвалю! – раз за разом твердил где-то неподалеку писклявый детский голосок.

Анджей быстро усек эту парочку: маленькая девочка в розовом комбинезончике держала за руку молодую, весьма симпатичную маму в синем плаще и с восторгом повторяла, быть может, впервые в жизни сочиненные ею стихи. Они прошли мимо и скрылись из виду. Крот продолжал вращать головой как локатором.

Краковяк вынужден был пристроиться за газетным киоском и заинтересоваться напарафиненным бюстом красотки, манящей с обложки журнала. Наконец Крот замер и превратился в слух, даже вытянулся весь – этак под углом в двадцать градусов от вертикали, – нацелившись на второе слева окно первого этажа.

– Кэлэрмэнэр апжди. Уркаин кыл мне.

– Сокада кыш. У исы у ка. Тран ко сы у.

– Хаш чеке. Лыс ма, – звучали детские голоса. На сей раз это были два мальчика, скорей всего, дошкольного возраста.

Бред какой-то, – тоскливо подумал Анджей. Ему сейчас только детских игр и не хватало. Он почему-то сразу понял, что это вовсе не какой-то иностранный язык. Дети не так уж редко придумывают несуществующие страны со своими деньгами, войнами, королями и даже языком. Правда, обычно это занятие двенадцатилетних, а не таких сопляков. К тому же в их игре явно чувствовалась некая система. Это не было чистой тарабарщиной: в слова, казалось, вкладывался какой-то смысл.