Со всей решительностью сэр Чарльз вернулся в здание, за ним последовало несколько человек. Нападение аборигенов отразили, но Годалминг слышал, как в джунглях бьют барабаны, призывая еще больше каннибалов. Какое-то время он стоял в тумане, и в голове его крутились разные мысли. Из всех, кто здесь был, только он один – и еще убийца – действительно понял, что произошло. Артур обретал силы, ему становились подвластны озарения и чувства если не старейшины, то вампира, которого уже нельзя было считать «новорожденным». Он обозревал спокойствие и видел хаос, таящийся под ним. Лорд Ратвен наказал ему искать выгоду, а найдя, безжалостно ее преследовать. И сейчас Годалминг узнал нечто такое, что явно можно было обернуть в свою пользу.
Глава 47. Любовь и мистер борегар
Он стоял перед открытым камином, сложив руки за спиной и ощущая жар. Даже короткая прогулка от Кэвершэм-стрит до Чейни-уок проморозила его до костей. Бэйрстоу разжег огонь заранее, и в комнате стояло приятное тепло.
Женевьева вошла, словно кошка, знакомящаяся с новым домом, останавливаясь то на том, то на этом и осматривая – чуть ли не пробуя на вкус – предметы, прежде чем поставить на место, иногда слегка меняя их положение.
– Это Памела? – спросила она, держа последнюю фотографию. – Она была красивой.
Борегар согласился.
– Многие женщины отказались бы фотографироваться, находясь в положении, – сказала Женевьева. – Это могло показаться неприличным.
– Памела не была похожа на остальных женщин.
– В этом я не сомневаюсь, если судить по ее влиянию на оставшихся в живых.
Борегар вспомнил.
– Но она не хотела бы, чтобы ты страдал всю свою жизнь, – продолжила Женевьева, ставя фотографию на место. – И она бы точно не хотела, чтобы ее кузина меняла форму, стремясь походить на нее.
У Борегара ответа не нашлось. Женевьева заставила его посмотреть на свою недавнюю помолвку в другом свете. Ни он, ни Пенелопа не были честны друг с другом и с самими собой. Но он не мог упрекать в этом Пенелопу, или миссис Чёрчвард, или Флоренс Стокер, так как во всем был виноват сам.
– Что ушло, то ушло, – продолжила Дьёдонне. – Я-то знаю. Я хоронила столетия.
На секунду она сгорбилась и комически изобразила трясущуюся старуху, потом выпрямилась и убрала волосы, упавшие на лоб.
– Что будет с Пенелопой? – спросил он.
Женевьева пожала плечами:
– Нет никаких гарантий. Я верю, что она выживет и, по моему мнению, вновь станет собой. Может, в первый раз за всю свою жизнь.
– Она тебе не нравится, ведь так?
Дьёдонне остановила мерный шаг и склонила голову набок, задумавшись.
– Возможно, я ревную, – ее язык пробежался по белоснежно-ярким зубам, и Чарльз неожиданно понял, что Женевьева находится гораздо ближе, чем это позволяла скромность. – С другой стороны, кажется, она не слишком-то мила. В ту ночь, в Уайтчепеле, когда меня ранили, она не произвела на меня впечатления сочувствующей дамы. Слишком тонкие губы, слишком зоркие глаза.
– Ты понимаешь, чего ей стоило просто прийти в такой квартал? Отправиться на мои поиски? Это противоречило всему, чему ее учили, всему, что она знала о себе самой.
Чарльз все еще с трудом мог поверить, что старая Пенелопа отважилась на такую авантюру, а особенно приехала в место, которое, по ее мнению, соседствовало с ямой Авадонны.
– Она больше тебя не хочет, – прямо сказала она.
– Я знаю.
– Она не сможет быть хорошей маленькой женой теперь, когда стала «новорожденной». Ей придется найти собственный путь в ночи. У нее, возможно, есть задатки очень хорошей вампирши, чего бы это ни стоило. – Рука Дьёдонне покоилась на лацкане его пиджака, острые ногти слегка царапали материал. От жара из камина ему сделалось почти неуютно. – Давай, поцелуй меня, Чарльз.
Он засомневался.
Она улыбнулась, ее зубы казались почти нормальными.
– Не беспокойся. Я не кусаюсь.
– Лгунья.
Женевьева захихикала и коснулась своим ртом его, руками крепко обвила тело Борегара, языком пробежалась по губам мужчины. Они отошли от огня и не без некоторой неловкости расположились на диване. Рука Чарльза скользнула в волосы Женевьевы.
– Это ты меня соблазняешь или я – тебя? – спросила она. – Я забываю кто.
Она поражала в самое неожиданное время, заметил он. Большим пальцем он прикоснулся к ямочке на ее щеке. Женевьева поцеловала запястье Чарльза, тронув языком зажившие укусы. Судорога прошла по его телу, добравшись чуть ли не до самых подошв.
– А это важно?
Женевьева прижала его голову к подушке так, что Чарльз мог видеть потолок, и поцеловала в шею.
– Возможно, такой способ занятий любовью покажется тебе непривычным, – сказала она. Зубы ее стали острее и длиннее.
Рубашка Женевьевы выбилась из-под юбки и расстегнулась. У вампирши оказались красивые стройные формы. Его одежды тоже разошлись.
– Я могу сказать то же самое о тебе.