Эра Дракулы

Он повернулся. Рядом с капустными ящиками стояла Пенелопа. В пальто с меховым воротником и шляпой с вуалью она казалась на рынке столь же уместной, сколь краснокожий индеец – в палате общин.

– Что ты делаешь?

Он тут же захотел заново повязать шарф, но замешкался, и воротник распахнулся до нелепого широко.

– Кто эти люди?

– Ей нужно покормиться, – настаивала миссис Эмуорт. – Или она потеряет сознание. Слишком много сил потратила, бедняжка.

Моррисон закатал рукав и поднес запястье с несколькими крохотными шрамами ко рту Женевьевы. Та смахнула с лица волосы и присосалась к руке.

Пенелопа отвернулась, нос ее задергался от отвращения.

– Чарльз, это ужасно!

Она оттолкнула заостренным носком ботинка кочан капусты. Зеваки, собравшиеся позади нее, обменивались негромкими шутками. Время от времени они принимались грубо хохотать, но она не обращала на них внимания.

– Пенелопа, – сказал Чарльз, – это мадемуазель Дьёдонне…

Женевьева, не отрываясь от кормления, подняла взгляд, рассматривая вновь прибывшую. Струйка крови побежала из уголка ее рта, потекла по запястью Моррисона и закапала на мостовую.

– Женевьева, это мисс Чёрчвард, моя невеста…

Пенелопа сделала все возможное, чтобы не фыркнуть от омерзения. Женевьева закончила и отпустила руку Моррисона. Тот обернул платок вокруг запястья и застегнул манжету. Вампирша встала, рот ее был окровавлен. Порванный рукав свисал с обнаженного плеча. Она прижала корсаж к груди и сделала реверанс, слегка поморщившись.

В толпе появились полицейские, и зеваки быстро исчезли. Каждый на рынке сразу нашел себе дело, убирая мусор между рядами, ворочая ящики или торгуясь.

Миссис Эмуорт положила руку на пояс Женевьевы, чтобы поддержать, но та мягко убрала ее и улыбнулась, радуясь возможности вновь стоять прямо. Выглядела Дьёдонне странно – она явно не до конца оправилась от столь малого перерыва между серьезными ранениями и кормлением.

– Лорд Годалминг сказал, что я смогу тебя найти поблизости от «Кафе де Пари» в Уайтчепеле, – сказала Пенелопа. – Я надеялась, что его ввели в заблуждение.

Борегар понимал – если начнет сейчас объясняться, то тем самым признает свое поражение.

– Я приехала в кебе, – продолжила его невеста. – Ты вернешься со мной в Челси?

– У меня здесь еще дела, Пенелопа.

Она криво улыбнулась, но глаза ее больше походили на стальные голубые пятна.

Женевьева вытерла рот обрывком платья и благоразумно отошла в сторону вместе с миссис Эмуорт и Моррисоном. Клейтон стоял, ошеломленный, возница без кеба. Ему еще предстояло дождаться живодера, который должен был приехать за трупом лошади.

– Если захочешь нанести мне визит, – продолжила Пенелопа, предъявляя ультиматум, – я буду дома завтра днем.

Она повернулась и ушла. Носильщик свистнул ей вслед, и мисс Чёрчвард посмотрела на него, пригвоздив взглядом к месту, отчего тот сразу замолк. Сгорбившись, мужчина исчез в тенях между говяжьими тушами. Пенелопа ушла – она передвигалась маленькими шажками, лицо было скрыто вуалью.

Когда она исчезла из виду, Женевьева сказала:

– Значит, это Пенелопа.

Борегар кивнул.

– А у нее милая шляпка, – прокомментировала вампирша. Несколько людей, включая миссис Эмуорт и Клейтона, засмеялись, впрочем, не слишком весело. – Нет, действительно, – настаивала Женевьева, проведя рукой перед лицом. – Вуаль – очень милый штрих.

Борегар почувствовал жуткую усталость. Попытался улыбнуться, но его лицо, казалось, состарилось на тысячу лет.

– И пальто у нее хорошее. Такие блестящие пуговички.

Глава 31. Восторги и розы порока

[168]

– Тебе не кажется, что мы его прикончили, а? – спросила Нелл, присев на кровати и тыкая в обнаженного мужчину длинным пальцем. Тот лежал лицом вниз, уткнувшись в подушку, с запястьями и лодыжками, привязанными шарфами к медным стойкам. Красивые хлопковые простыни были все измазаны и покрыты пятнами.

Мэри Джейн одевалась, уделяя этому ритуалу все свое внимание. Без зеркала так трудно надеть шляпку!

– Мэри Джейн?

– Мари Жанетт, – поправила она, ей нравился звук этого имени, похожий на музыку. Девушка пыталась избавиться от своего провинциального акцента, пока не поняла, что мужчины находят его приятным. – Я тебе это говорю уже, наверное, год. Я Мари Жанетт. Мари Жанетт Келли.

– Твое «Келли» как-то не подходит к «Мари Жанетт», герцогиня.

– Тьфу на тебя. И фи на тебя.

– А этот малый-то, что тебя в Париж возил, нам вообще ничегошеньки не дал.

– Ничего не дал.

– Прощенья просим, герцогиня. Можешь отсосать.

– И не смей так грубо говорить о моем «дядюшке Генри». Он был выдающимся человеком. Может, даже им и остался.

– Если только не сгнил вконец от сифилиса, которым ты его заразила, – ответила Нелл, не желая по-настоящему обидеть.

– Немедленно прекрати говорить гадости! Какая наглость!

Мэри Джейн наконец понравилось, как сидит шляпка. Она с большим вниманием относилась к своей внешности. Келли обратилась в вампира и была кокоткой, но опускаться не собиралась и уж тем более не хотела превращаться в лисий кошмар, каким стала Нелл Коулс.