Эра Дракулы

Чарльз все еще с трудом мог поверить, что старая Пенелопа отважилась на такую авантюру, а особенно приехала в место, которое, по ее мнению, соседствовало с ямой Авадонны.

— Она больше тебя не хочет, — прямо сказала она.

— Я знаю.

— Она не сможет быть хорошей маленькой женой теперь, когда стала «новорожденной». Ей придется найти свой собственный путь в ночи. У нее, возможно, есть задатки очень хорошей вампирши, чего бы это ни стоило. — Рука Дьёдонне покоилась на лацкане его пиджака, острые ногти слегка царапали материал. От жара из камина ему сделалось почти неуютно. — Давай, поцелуй меня, Чарльз.

Он засомневался.

Она улыбнулась, ее зубы казались почти нормальными.

— Не беспокойся. Я не кусаюсь.

— Лгунья.

Женевьева захихикала и коснулась своим ртом его, руками крепко обвила тело Борегара, языком пробежалась по губам мужчины. Они отошли от огня и не без некоторой неловкости расположились на диване. Рука Чарльза скользнула в волосы Женевьевы.

— Это ты меня соблазняешь или я — тебя? — спросила она. — Я забываю кто.

Она поражала в самое неожиданное время, заметил он. Большим пальцем он прикоснулся к ямочке на ее щеке. Женевьева поцеловала запястье Чарльза, тронув языком зажившие укусы. Судорога прошла по его телу, добравшись чуть ли не до самых подошв.

— А это важно?

Женевьева прижала его голову к подушке так, что Чарльз мог видеть потолок, и поцеловала в шею.

— Возможно, такой способ занятий любовью покажется тебе непривычным, — сказала она. Зубы ее стали острее и длиннее.

Рубашка Женевьевы выбилась из-под юбки и расстегнулась. У вампирши оказались красивые, стройные формы. Его одежды тоже разошлись.

— Я могу сказать то же самое о тебе.

Она рассмеялась полновесным мужским смехом и ущипнула Борегара за шею, волосы упали ей на лицо, завиваясь над его ртом и носом, щекоча. Руки Чарльза скользили под ее рубашкой, вверх и вниз по спине и плечам. Он чувствовал вампирскую силу мускулов, сокращающихся под кожей. Женевьева хватала зубами пуговицы на его воротнике и рубашке и отрывала их, отплевываясь. Борегар представил, как Бэйрстоу находит их, одну за другой, в течение всего следующего месяца, и рассмеялся.

— Что смешного?

Он покачал головой, и она поцеловала его снова, в рот, глаза и шею. Чарльз чувствовал пульсацию собственной крови. Постепенно между ласками они освободились от остальных четырех или пяти слоев одежды, кажущихся приличными.

— Если ты думаешь, что это Геркулесов труд, — сказала Дьёдонне, когда Борегар нашел еще один набор крючков на бедре юбки, — то тебе стоило бы попытаться ухаживать за высокорожденной леди в конце пятнадцатого века. Чудо, что у моего поколения вообще остались потомки.

— В теплом климате такие вещи проходят проще.

— «Легче» не значит «более приятно».

Они лежали вместе, греясь теплом собственных тел.

— У тебя есть шрамы, — сказала Женевьева, следуя ногтем по отметине от сабли под ребрами.

— Служба королеве.

На правом плече она нашла два отверстия от пуль, входное и выходное, проведя языком по давно зажившей оспине, видной под ключицей.

— А что конкретно ты делаешь для Ее Величества?

— Где-то между дипломатией и войной существует клуб «Диоген».

Он поцеловал ее груди, нежно проводя зубами по коже.

— У тебя совсем нет шрамов. Даже родимых пятен.

— У меня снаружи все заживает.

Ее кожа была бледной и чистой, но не совсем безволосой. Она сменила позицию, чтобы ему стало легче. Женевьева закусила полную нижнюю губу, когда он нежно переместил свой вес на нее.

— Вот, теперь, — сказала она. — Наконец.

Чарльз медленно вздохнул, когда они заскользили вместе. Она крепко держала его ногами и руками, а потом потянулась, присосавшись ртом к шее.

Ледяные иглы поразили его, и на мгновение он оказался в ее теле, в ее разуме. Изумляло, насколько много знала Дьёдонне. Память Женевьевы уходила в смутно различимое пространство, словно след от звезды в далекой галактике. Он чувствовал, как двигается внутри нее, чувствовал собственную кровь на ее языке. А потом Чарльз снова стал собой, содрогаясь.

— Останови меня, Чарльз, — сказала она, сверкая красными каплями между зубами. — Останови меня, если тебе больно.

Он покачал головой.

Глава 48 ЛОНДОНСКИЙ ТАУЭР

Письмо с печатью лорда Ратвена было пропуском, достаточным для получения аудиенции. «Новорожденный» йомен-надзиратель, казалось, с трудом тащился вниз по каменному лестничному колодцу, пока Годалминг следовал за ним, смиряя стремительную легкость шага. Он с трудом сдерживал свою энергию. Артур был возбужден, его чуть ли не разрывало. Стражник казался настолько медленнее его — и в мыслях, и в движениях! Холмвуд лишь постепенно осознавал широту своих новых возможностей и пока еще не обнаружил их пределов.