Эра Дракулы

Келли поставила книгу на место. Алджернон стал задыхаться, и она подняла его голову. Что-то застряло у поэта в горле. Он срыгнул, как младенец, и Мэри положила его щекой на подушку, где сразу натекло красноватое пятно.

— Сойди и избавь нас от добродетели, Повелительница Боли, — ясно сказал он, после чего вновь потерял сознание и захрапел.

— Не похож он на мертвого, а?

Нелл засмеялась:

— Иди ты, ирландская корова.

— От серебра или кола сердце мое взорвется, но прозвища меня не трогают.

Коулс застегнула рубашку на покрытых мехом грудях.

— А от этих волос кожа не чешется?

— Не жаловалась.

Поэт всего лишь жаждал порки. Когда его спина кровоточила, он позволял им укусить его. Затем все заканчивалось, и Алджернон становился беззащитным, как ребенок.

После обращения Мэри Джейн реже раздвигала ноги. Некоторые мужчины хотели по-старому, но многие предпочитали, чтобы их кусали и пили из них кровь. Она до сих пор помнила с замиранием непристойного удовольствия тот момент, когда мисс Люси приникла к ее горлу, как мелкие зубы прикасались к ее ране. А потом — вкус крови Люси и огонь, который пробежал по телу, превращая Келли в другое существо.

— Повелительницы Боли, значит? — сказала Нелл, запахивая одежду вокруг толстых рыжих боков.

Память о «теплой» жизни Мэри Джейн уже подернулась туманом. Она ездила в Париж с Генри Уилкоксом, это Келли знала доподлинно. Но девушка ничего не помнила об Ирландии, о своих братьях и сестрах. От людей, которые ее знали, она выяснила, что приехала в Лондон из Уэльса, что похоронила мужа и ее держали в каком-то вест-эндском доме. Иногда воспоминания возвращалась к ней краткими вспышками, когда она видела знакомое лицо или натыкалась на какой-то старый подарок, но вся прежняя жизнь походила на картину мелом, которая размывалась и расплывалась под дождем. А вот после обращения Мэри Джейн все изменилось, словно кто-то протер грязное окно. Иногда, когда ее переполняла чья-то чужая, хмельная кровь, прежняя личность выплывала наружу, и ее неожиданно для себя рвало в сточную канаву.

Нелл склонилась над Алджерноном, приникнув ртом к укусу на плече и тихо посасывая. Может, кровь поэта богаче, чем у обыкновенного человека, и теперь Коулс станет изъясняться рифмами и стихами? Это явно стоило услышать.

— Оставь его, — сказала Мэри Джейн. — Он точно получил на всю гинею.

Нелл выпрямилась, улыбаясь. Зубы ее желтели, а десны уже почернели. Скоро ей придется уехать в Африку и жить в джунглях.

— Не могу поверить, что он платит нам целую гинею. В мире нет столько олова.

— Это в нашем мире, Нелл. Но он-то — джентльмен.

— Я знаю джентльменов, Мэри Джейн. Как правило, они дешевые, как свиная кровь недельной давности. Настоящие прижимистые крысы.

Они вышли из комнаты, взявшись за руки, и спустились по лестнице. Теодор, приятель Алджернона, ожидал их. Наверное, он был хорошим другом, раз довез Мэри Джейн и Нелл до самого Патни и все это время стоял тут. Многие не удержались бы от отвращения. Правда, мужчина был «новорожденным» и, скорее всего, придерживался широких взглядов.

— Как Суинбёрн?

— Жить будет, — сказала Келли. Большинство девочек испытывали жуткое презрение к клиентам вроде Алджернона, хотя любили смотреть на одетого с иголочки джентльмена и думать о том, как он, обнаженный, корчится от боли, насмехаясь над тем, кто предпочитает порку сексу. Мэри Джейн считала иначе. Возможно, обращение изменило ее отношение к тому, что люди делали друг с другом. Иногда девушке снились сны, в которых она разрывала горло ангелам, пока те пели, и оседлывала их, наблюдая, как они умирают.

— Как он любит вас, женщины, — сказал Теодор. — Говорит о ваших «холодных бессмертных руках». Странно.

— Он знает то, что любит, — ответила Мэри Джейн. — Нет ничего постыдного в том, чтобы иметь склонность к вещам необычным.

— Да, — неуверенно согласился Теодор. — Совершенно ничего постыдного.

Они были в приемной. На стенах висели портреты знаменитых людей, на полках стояло еще больше книг. В своей комнате на Миллерс-корт Мэри Джейн приклеила к стене картинку Елисейских Полей, вырезанную из газеты с иллюстрациями. «Теплой» Келли копила на рамку для нее, но Джо Барнетт, мужчина, с которым она тогда жила, нашел монеты в кружке и пропил их. А потом еще подбил ей глаз за то, что утаивала деньги. Когда она обернулась, то вышвырнула Джо прочь, но сначала с процентами отплатила ему за все свои синяки.

Теодор дал каждой по гинее и проводил до экипажа. Мэри Джейн сразу спрятала свою в кошелек, а Нелл принялась вертеть ее, протянула вверх, ловя лунные лучи.

Келли вспомнила, что надо пожелать Теодору доброй ночи и сделать реверанс, как учил ее «дядя Генри». Некоторые джентльмены имели назойливых соседей, и нужно было вести себя вежливо, как порядочная девушка по вызову. Теодор не обратил на нее внимания и отвернулся, прежде чем она успела выпрямиться.

— Гинея, чтоб мне провалиться! — воскликнула Нелл. — Да я бы ему яйца откусила за гинею.

— Залезай в повозку, ты, гадкая шлюшка, — сказала Мэри Джейн. — Не знаю, о чем ты там думаешь.