Эра джихада

Казалось бы обычный челночный автобус, какие во множестве колесят по просторам нашей Родины. На Кавказе слишком опасно серьезно вкладываться в бизнес: если не отнимут власти, то обложат данью ваххабиты. Пришлют флешку, и все дела – плати, а то сожжем. Поэтому Кавказ – одно из немногих мест в России, где сохранился челночный промысел. Им обычно занимаются женщины, ездят в Москву или в Турцию за товаром и продают. У кого побольше денег, те арендуют магазинчик на первом этаже жилого дома, у кого денег поменьше – те покупают место на рынке. Но торговки – они везде и всегда торговки, шумные, говорливые. А сейчас как грозовое облако повисло над автобусом, забитым тюками с товаром, на котором они ехали.

Это был старый советский «Икарус», осколок развалившейся империи, доживший до сегодняшнего дня чудом. Челноки закупают много вещей – и потому в задней части автобуса все сиденья были сняты, а вместо них теперь было пространство для тюков с товаром. Торговок было всего несколько, в основном молодые. Смотрели они волком. Сопровождали их двое мужчин, третьим был Лечи, и тут же была она, Алена.

Они прошли легендарный Южный КП на ростовской трассе, откупившись несколькими тысячными бумажками, и поехали дальше.

Одна из женщин напала на Алену, когда мужчины вышли, чтобы купить еды себе и женщинам в одном из придорожных ресторанов. Напала внезапно, молча и страшно, как обезумевшая кошка. Не было ни разговора, ни конфликта – ничего. Вот они сидели – и вот она бросилась ей в лицо, маленькая, легкая, но отчаяние и чудовищный заряд накопившейся злобы придавал ей силы. Алене повезло только в том, что у женщины были коротко пострижены ногти, и лицо ими расцарапать было невозможно. И она была выше и сильнее…

Товарки бросились и оторвали дагестанку от Алены. Все происходило молча, никто ничего не говорил – и от этого было еще страшнее.

В автобус заглянул один из сопровождающих. Он до сих пор немного выделялся нежной кожей лица на подбородке и щеках и немного неравномерным загаром[33].

– Кто? – спросил он по-русски.

Все молчали, но было понятно и так. Из-под платка сверкали отчаянные, злые глаза.

– Ты так ничего и не поняла, Лала, – сказал мужчина. – Аллаху все равно, кто перед ним, русский, нохчилла, аварец или лакец. Главное – принял ли он Аллаха, правоверный ли он. Ты бросаешься на свою сестру как дикий зверь, хотя должна приветствовать ее именем Аллаха. Проси у нее прощения. Сейчас же проси!

На Третьем транспортном кольце проверка обошлась дороже. Отдали двадцать тысяч.

Падал снег. Темнело. Они неторопливо шли по Москве как семейная пара – Лечи с видеокамерой и она. Лечи все время улыбался и что-то говорил на своем языке, который она понимала слово на слово. Но смеялась… чеченцы вообще главные шутники на Кавказе. Были когда-то…

Как сказать…

Пронесшийся мимо «мерс» обрызгал их снежной грязью.

– Мне страшно… – сказала Алена и посмотрела на Лечи.

А Лечи посмотрел на Алену и сказал:

– Чего ты боишься, женщина? Ведь Аллах по-прежнему с нами…

Они стояли в центре Москвы, и снег по-прежнему падал, превращаясь в жидкую кашу под ногами…

Ей действительно было страшно. И тут Лечи подмигнул ей и сказал:

– Пошли.

И она пошла за ним. Как делала это последние пять с лишним лет…

Они пришли в какой-то ресторан, там все было занято, но Лечи сунул халдею сотку, и тот посадил их за столик прямо перед витриной. Уже темнело, последний день уходящего христианского года уступал свои права ночной тьме, и они были как на экране телевизора. Алена и Лечи. Точнее, уже Зейнаб и Лечи.

Лечи подмигнул:

– Сиди здесь. И жди.

И она осталась сидеть в ресторане, а Лечи выскочил за дверь…

Мысли были какими-то… медленными. Навестить… маму, что ли. Нет, маме, наверное, соврать не удастся. Она не примет такого.

Алена, ставшая Зейнаб и не испытывающая никаких неудобств в связи с этим, на многое теперь смотрела совершенно по-другому. Москва теперь вызывала у нее смесь сложных чувств, но все они были негативными. Оторопь… неудобство… раздражение… брезгливость… недоумение. Люди, населяющие Москву, больше не воспринимались Аленой как свои соотечественники, русские – они кяффиры, неверные. Они живут не просто так, как предписано в Священной Книге, в Коране, они живут как животные, как свиньи. Их образ жизни, их действия, мысли, чувства, желания, поступки были настолько греховными и ненормальными, что Алене иногда хотелось закричать прямо на улице – неужели вы думаете, что ТАМ действительно никого нет? Неужели вы думаете, что, представ перед НИМ, отягощенные своими злодеяниями, греховными делами и злыми помыслами, вы сможете перед НИМ оправдаться? Не-ужели ров вас не страшит?