Некоторые ее решения становились вполне понятными, например, с тем же кофе, который ей не давал Миодай. Как и многую другую еду, которую находил недостаточно полезной. Рептилия на правильном питании сидеть не хотела совершенно, но все время, проведенное в замужестве, ей приходилось есть то, что давали. А теперь она упивалась свободой, закидываясь чипсами и ядреными сладостями, обильно заливаясь газировкой.
Диедаро такой страсти к вредной пище не разделял, но состояние Эпопеевой было ему вполне понятным.
Он сидел напротив и посматривал в окно, пока дао глушила третий стакан кофе, заедая тортиком. Асириус бродил неподалеку, украшенный рунами скрытности на седле. На него самого руны ложились крайне плохо, поэтому Эльвира и не могла его нормально покрасить.
Уже доедая последний кусочек медовика, Эльвира ногой пнула Диедаро и указала пальцем куда-то в окно.
— Тут изгоняющие. Теперь действительно уходим.
— Да неужели. Как это неожиданно!
Она словно нарывалась на охотников, а потом сбегала у них под носом. Словно для нее это всего лишь игра.
Так повторялось не один раз, Диедаро чувствовал закономерность.
Компания покинула Брокс и двинулась на юг.
Днем изгоняющие опасались встретить своих коллег, а ночью приходилось прятаться в защитном кругу, чтобы не нарваться на вампиров или еще какую-нибудь нежить.
Диедаро иногда видел их: красные зрачки то и дело мелькали в темноте пещер и чащоб. От близости смерти становилось не по себе, особенно когда заканчивались сучья и приходилось покидать границы круга, чтобы не замерзнуть без огня.
Изгоняющие добрались до моста и перебрались через широкую и довольно неспокойную реку Домь, и как раз ближе к ночи изгоняющие оказались на тропе кочевников, на перекрестке. Края топтаных оленьими копытами троп украшали продолговатые камни, обросшие черно-зеленым лишайником.
Обветшалые ни то шалаши, ни то домики, давно не имели внутри себя света и человеческого тепла, их по праву можно было называть мертвыми. Но вряд ли они представляли угрозу: там никто не умирал, кочевники просто не все постройки разбирали и уносили с собой. Они оставляли что-то на обжитом месте для следующего племени, которое решит остановиться тут.
Эльвира рассказывала, что уже знакома с бытом кочевников и что ей приходилось ночевать у них прежде. Диедаро это ни капли не удивило.
Ему, правда, родители строго-настрого запрещали идти по тропам кочевников, а тем более спать у них в палатках.
Но теперь-то, какая разница?
Эльвира выбрала одну из построек, которая показалась ей более привлекательной, и стала огораживать ее от недобрых глаз нежити рунами. Уже смеркалось, и заброшенная стоянка с конусообразными постройками выглядела несколько зловеще. Торчащие над проемом оленьи рога, порванные в лоскуты покрышки вместо скамеек — вся эта композиция на серо-бурой, только что освободившейся от снега земле вызывала гнетущее чувство тревоги.
Примитивные амулеты из клочков травы, веток и камней покачивались над входом в темный шалаш.
Диедаро заглянул внутрь и обнаружил в центре сооружения обложенное камнями кострище. Тут можно развести огонь.
Диедаро пришлось бродить по округе, выискивая хворост. С этим возникали сложности: кругом простирался только дикий и негостеприимный пустырь. Несколько кустарников тео, все-таки, смог оборвать, но в основном приходилось ломать конструкции других построек, которые не выглядели пригодными для жизни.
Он заходил в шалаши, искал там что-нибудь полезное, а затем хмуро покидал их, не обнаружив ничего, что бы хорошо горело.
Все-таки ломать стены не хотелось, вдруг кому-нибудь еще пригодится?
Всего шалашей у перекрестка стоял десяток, и Диедаро направился в самую крайнюю конструкцию, выставив перед собой сияющую ладонь. Совсем стемнело, толком ничего не разглядеть.
Первое, что бросилось в глаза тео, это гора шкур, сваленных у костра. И запах. Отвратительная вонь, исходящая от них, заставила Диедаро остановиться и насторожиться.
Послышался звук.
Тео вздрогнул и принял позу готовности. Бежать? Сражаться?
Правая рука легла на рукоять серебряного меча, Грач медленно вытянул оружие и дал левой руке, источающей свет, немного больше энергии. В шалаше стало светлее.
Жуткий хрип послышался снова, и Диедаро понял: это дыхание умирающего.
Среди шкур он смог разглядеть изуродованного язвами полуголого старика, который неизвестно сколько времени тут лежал.
Диедаро носком сапога отбросил одну из шкур и перед ним возникло морщинистое лицо бедолаги. Он смотрел на гостя невидящими глазами.
Диедаро нервно сглотнул.
— Эй. Кто ты?
Услышав голос, старик тут же изменился в лице, оно сморщилось еще больше. Обезвоженное, с иссохшими, потрескавшимися губами лицо переполняла боль и в то же время надежда.
— Убей меня!
Диедаро замер, до боли сжимая рукоять. Оцепенение не давало тео сделать и шага. Он пялился на умирающего и не мог отвести взгляда от ужасной картины.
— Эль!
Когда дар речи вернулся к нему, он стал звать напарницу. Сперва неуверенно, боясь шума, затем громче и требовательнее.
На пороге возник едо-тень.
— Что у тебя тут… ой, фу…
— Да.