Многие из этих людей яростно конкурировали друг с другом, тесно сотрудничали с нееврейскими партнерами и по-разному относились к иудаизму и к Российскому государству, но вряд ли можно сомневаться, что они представляли собой единое деловое сообщество, которое и они сами, и посторонние воспринимали как таковое (отчасти по методу Свана). Никакого генерального еврейского плана, разумеется, не было, однако существовала — и в Российской империи, и за ее пределами — группа людей схожего опыта и происхождения, которые могли, при определенных обстоятельствах, рассчитывать на взаимное признание и содействие. Как все меркурианцы, еврейские предприниматели были обязаны своим успехом внешней чуждости, специализированной подготовке и высокой степени внутригруппового доверия, гарантировавшей относительную надежность деловых партнеров, должников и субподрядчиков. И как все меркурианцы, они считали себя избранным племенем, состоящим из избранных кланов. Большинство еврейских коммерческих предприятий (как и армянских, старообрядческих и многих других) были предприятиями семейными: чем больше фирма, тем больше семья. Поляковы состояли в родстве друг с другом, Варшавскими и Гиршами. Гинцбурги состояли в родстве с Гиршами, Варбургами, Ротшильдами, Фульдами, будапештскими Герцфельдами, одесскими Ашкенази и киевским сахарным королем Лазарем Израилевичем Бродским («самим Бродским», как называл его Тевье-молочник Шолом-Алейхема).
Даже Тевье, на правах соплеменника, мог разделить славу и богатство Бродского — как мог рассчитывать на щедрость своих состоятельных клиентов в Егупце (Киеве) и на советы своего получившего русское образование друга-писателя (рассказчика). По словам Кагана, российская индустриализация увеличила имевшиеся у еврейских предпринимателей возможности выбора. Мало кто строил железные дороги, зато многие создали субподрядные предприятия, снабжавшие железнодорожную промышленность. Мало кто занимался производством нефти, зато многие имели возможность подвизаться в переработке, транспортировке и сбыте нефти. И если производство основных химикатов требовало больших вложений капитала, то мелкие операции и узкоспециализированные предприятия с использованием этих химикатов оставались открытыми для еврейских предпринимателей. Таким образом, индустриализация России открыла для еврейского предпринимательства широкую сферу деятельности.
Для большинства евреев, в особенности ремесленников, исчезновение еврейской экономической ниши в Восточной Европе означало эмиграцию и пролетаризацию для относительно небольшой группы — куда большей, чем у других этно-религиозных общин, — оно открывало новые социальные и экономические возможности. В Одессе в 1887 году евреям принадлежало 35% фабрик, производивших 57% всей фабричной продукции; в 1900 году половина всех членов купеческих гильдий города были евреями; а в 1910 году на еврейские фирмы приходилось 90% всего зернового экспорта (по сравнению с 70% в 1880-е годы). Большинством одесских банков и большей частью экспорта российского леса руководили евреи. В канун Первой мировой войны еврейские предприниматели владели примерно третью украинских сахарных заводов (которые производили 52% всего рафинированного сахара) и составляли 42,7% членов правлений компаний и 36,5% председателей правлений. В сахарной промышленности Украины 28% химиков, 26% управляющих плантациями сахарной свеклы и 23,5% счетоводов были евреями. В Киеве евреями были 36,8% управляющих компаний (второе место занимали русские — 28,8%). А в Санкт-Петербурге 1881 года (вне черты оседлости) евреи составляли около 2% населения и 43% всех маклеров, 41% всех держателей ломбардов, 16% всех владельцев публичных домов и 12% всех работников торговых фирм. Между 1869 и 1890 годом доля владельцев фирм среди евреев Санкт-Петербурга выросла с 17 до 37%.