Какая ложь! Что за чушь! Если Арион права, то растягивание процесса усилит эмоции и выжмет больше силы. Истинную причину Сури видела на лице Арион, в ее небесно-голубых глазах, залитых слезами, и дрожащих губах. «Чем дольше я жду, тем труднее ей. Она в ужасе и не знает, хватит ли ей сил через это пройти. Она думает, что, если я убью быстро, у нее не будет времени передумать и она не попытается меня остановить». Арион не понимает, что такое смерть. Для фрэев она чужда, для миралиитов же стала единственным, чего они боятся.
– Просто возьми кинжал и убей меня.
– Я не могу!
– Сури! – сурово обратилась Арион к ней на рхунском. – Это твой долг!
– Нет! Должен быть другой способ!
– Сури, послушай. Ты не костер разжигаешь и не землетрясение устраиваешь, – ты создаешь существо! Я о таком даже не слышала! Сила потребуется огромная. Чтобы создать независимое существо, тебе придется не просто прикоснуться к глубинным струнам; тебе придется ударить по ним, заставить их прозвучать громко и сотрясти основы мироздания. Такое требует неимоверной силы, и из бегущей воды ты ее не получишь. Подумай об этом. Бэлгаргарату давно не требуется поддержка его создателя! Подобной мощи не соберет даже Авемпарта, ее даст лишь боль, которую ты испытаешь. Ты обязана меня убить, причем немедленно. Бери кинжал, Сури, и становись бабочкой, как задумала!
Сури уставилась на Арион. Девочку трясло.
– Действуй! – приказала Арион. – Мне долго не выдержать.
Сури медленно встала и подошла к Брин, держась так, чтобы свет не падал на ее лицо. Брин сняла пояс с мечом, и выданный дхергами клинок лежал на полу возле стола. Сури подняла его и прижала к себе, потом тихо отступила в темноту. Она не просто дрожала – все тело девочки тряслось, истязаемое страхом и отчаянием. Ей стало холодно. Сури утерла глаза и присела, чтобы подумать. Она положила оружие рядом и закрыла лицо руками.
«Я не буду. Нет! Но разве я могу подвести ее снова?»
Сури хотела одного: вернуться в Долину Боярышника, в свой маленький домик. Не следовало ей приходить в Далль-Рэн, говорить с Персефоной и пускать с горы все эти жуткие камни. Жила бы себе тихо и счастливо…
Она заплакала.
«Должен быть другой способ! О, дорогая Праматерь всего сущего, ведь должен быть и другой способ!»
Сури сидела в темноте, слегка раскачиваясь, и пыталась найти в себе мужество поднять меч. Вдруг она почувствовала рядом Минну. Волчица положила голову Сури на колени, и девочка-мистик обняла ее, зарывшись лицом в мягкую шерсть.
Персефону снова клонило в сон.
Видимо, Арион истощила их всех. Просто сидеть было утомительно, словно она взбиралась по высокой лестнице. Отец называл это состояние смертельной усталостью, мать Персефоны говорила «на последнем издыхании». Сама Персефона чувствовала себя так, будто испытывала и то, и другое, и еще чуть-чуть сверху. Никогда прежде она так не выматывалась. Темный покой не помог отдохнуть. Все указывало на то, что нужно покориться своей участи.
И вдруг усталость исчезла.
Раздался треск, будто что-то сломалось. Звук шел не снаружи, баррикада держалась. Персефона так и не поняла, что произошло, но у нее будто груз упал с плеч. Она ощутила легкость, бодрость и энергичность, которые были присущи ей в юности. Сонливость прошла, многочасовая прострация улетучилась без следа.
Как раз вовремя, чтобы умереть. Персефона изумилась иронии ситуации и едва не разразилась безумным смехом, как вдруг загораживающая вход преграда взорвалась. По полу заскакали камни, ломаясь на куски, и внутрь вместе с пылью и обломками проник синий свет лишайников. Проследив взглядом за просвистевшим совсем рядом камнем, Персефона заметила Арион и все поняла. Арион распростерлась на полу пещеры.
Вот и конец.
Почему-то Персефона ожидала хоть какого-то предупреждения. Арион могла бы поставить их в известность или предостеречь. Миралиит могла бы дать им попрощаться или помолиться. Похоже, Арион слишком устала. Или демон совершил нечто неожиданное. Персефона сама себе удивлялась, что в последние минуты жизни нашла время и силы пожалеть фрэю. Она даже ощутила легкий укол вины за то, что вовлекла ее и всех остальных в эту историю.
Бэлгаргарат с хрюканьем вломился в пещеру, опустившись на свои козлиные колени: рога вились как закрученная веревка, на уродливой морде сверкали острые клыки и крошечные свирепые глазки.
«Настоящий лик смерти! Интересно, все ли видят то же, что и я, в свои последние секунды?»
– Сеф, встань сзади! – Мойя выступила вперед, прикрывая Персефону. Даже теперь она служила своему вождю надежным Щитом.
Столкнувшись с Бэлгаргаратом, вряд ли другие Щиты стояли бы так же храбро, как Мойя. Обрубок точно не остался бы рядом с Коннигером, а Коннигер вмиг покинул бы Рэглана. Мойя не сбежала, а превратила себя в живую преграду. Девушка, прежде известная лишь красотой, твердо намеревалась защитить вождя от двадцатифутового козлоногого демона. Что за отважное сердце бьется в этой женской груди!
«Клянусь Великой Праматерью, как же я люблю тебя, Мойя!»