Эра молчания

Это те правила, которые мы должны помнить. Есть правила Болезни, Рождения ребенка, Похорон, Выезда и Въезда. Например, новорожденных детей и их мам держат в специальных комнатах со звукоизоляцией, пока детям не исполнится год. Малышам не объяснишь, что нельзя кричать. Помню, как в пять лет мама сказала мне, что я не должна разговаривать. Я плакала. В моей голове роились тысячи вопросов, которые мне нельзя было задать. Каждый раз, когда я дергала маму за рукав и открывала рот, чтобы сказать что-либо, мама притягивала меня к себе, зажимала ладонью рот и гладила по голове. Мамины руки – мягкие, дарящие нежность – единственное, что я помню за пять лет своей жизни. Никто не знает, что делают с матерями и детьми, пока последним не исполнится год, но…Дети уже не кричат, когда их приносят домой.

Помощники – это особый тип Наблюдателей. Помощники обычно сопровождают людей в больницу или другой город, отвечают за Соединение Двух Людей Определенными Узами (то есть, за брак).

Но если есть правило, найдется и нарушитель.

Мы называем их Сильными, а официальное название – Нарушившие Единые Требования – НЕТ. Некоторые Сильные вдвоем закрываются в ванной и включают воду, чтобы звуки воды заглушили их тихие слова, другие останавливают лифт, забираются на крышу или в подвал. Рисуют граффити на стенах зданий. Запускают самодельные фейерверки. Но, самое ужасное, Сильные разговаривают. Они хотят жить нормальной жизнью, хотят вернуть голос и свободу. С каждым днем их все меньше и меньше. Если это продолжиться, не останется никого, кто готов бороться не на словах, а на деле. А потом не останется и тех, кто помнит, какого это, окликнуть человека на улице или пожелать доброго утра. Я и сама вспоминаю с трудом.

Тех, кто нарушил Правила, забирают и увозят. Никто не знает, куда. Когда этих людей привозят обратно, их уже трудно назвать сильными. Они становятся другими. Они не хотят разговаривать, а впрочем, и жить тоже. Самое страшное, что на телах Сильных нет следов побоев. Значит, Наблюдатели или кто-то еще забираются внутрь тебя. Прямиком в голову, в сознание, подавляя твою волю и сокрушая разум. Это действительно страшно.

Я боюсь за мою младшую сестру Алису. Ей шестнадцать лет, и она всегда была бунтаркой. У Алисы есть парень, но отношения в таких условиях – это сложно. Алиса рискует из-за Итана, она пишет целые трактаты, бешено колотя по калькулятору. Целые тонны слов – одним предложением, что не нарушает правила. Но за Алисой уже наблюдают пристальнее, я вижу это по еле заметной слежке на улице, по тому, как смотрят на Алису в школе. Если слухи про неофициальные списки тех, кто под подозрением, правдивы, то сестра наверняка числится в них. Этого я и боюсь.

Вчера мне приснился сон, будто Алису уводят Наблюдатели. Я даже видела их лица – безразличные, строгие, холодные. Если с моей сестрой что-то случится, я не буду знать. Знать, зачем жить.

Я часто вспоминаю свое детство. Когда мир стал погружаться в молчание, мне было всего пять лет. Я постоянно кричала из-за ночных кошмаров, а папа вставал посреди ночи и рассказал мне сказки или истории про разные страны, пел прекрасные колыбельные. Сейчас кажется, что это было в другой жизни. Не со мной. Папа был путешественником, душой любой компании, любил петь и сочинять. Мне было десять, а Алисе семь, когда папа Нарушил Правила. Мама болела, а папа сидел рядом с ней и держал за руку. А потом вдруг начал громко рассказывать ей стих, который они сочинили вместе в пору своей юности – в года, когда Законов и Запретов ещё не было в таком масштабе, и люди могли сказать «я люблю тебя» в любое время дня и ночи столько раз, сколько захотят. Наблюдатель вызвала подмогу, и папу увели. Мы с Алисой, обнявшись и вжавшись в стену, смотрели, как пятеро сильных Наблюдателей уводят папу. Он обернулся нам, и мы увидели его лицо. Папа улыбался и плакал, а его глаза – папины глаза горели огнем. Алиса заметила это, как заметила и я. Знать бы тогда, к чему это приведет.

В одну из ночей, когда я проснулась от кошмаров, папа рассказал мне про Бена. Этот человек в одиночку взобрался на какую-то очень высокую гору. Когда он, после многих дней восхождения, вступил, наконец, на вершину, его глаза "горели огнем сотен тысяч солнц и могли растопить целую галактику льда" – так сказал папа. Бен почувствовал, что может все, что нет никаких преград. Я думаю, что папа чувствовал то же самое.

Когда папу привезли домой, это было через две недели, он похудел, ослаб, посерел…Он выглядел как призрак, как тень прошлого папы. Это был он и не он одновременно. В тот день Алиса потратила все свои предложения, повторяя: "Папуля, скажи, что ты снова с нами!", но папа молчал. И молчит до сих пор. Именно этого и добиваются от всех людей.

Утром я проснулась, охваченная волнением. Алисы не было дома. На улице слышался шум.