Эра молчания

Алиса и Итан стояли посреди улицы, вцепившись друг в друга, а двое Наблюдателей пытались растащить их. Если вы подумали, что они дрались, вы ошиблись. Они целовались, а это запрещено на улицах Мегаполиса. В пижаме и тапочках я выбежала на улицу и попыталась утихомирить сестру: – Алиса, прошу, прекрати немедленно и иди домой! – истратила я первое предложение. Но, увидев лицо сестры, я поняла, что не смогла бы ее остановить. Они с Итаном взялись за руки и запели старинную песню, которую мы с ней нашли в одной из папиных книг, пока их не забрали (мы читали эту песню миллион раз, каждое её слово намертво засело в наших головах). В этой песне говорилось о двух возлюбленных, которые остались одни. Всю их деревню сожгли, а людей убили. Юношу схватили, привязали к дереву и подожгли, а его возлюбленная сама пошла за ним в костер. Они пели о силе любви, о смелости, о том, что все закончится, костер погаснет, а они всегда будут вместе, даже если обратятся в пепел.

Лиса и Итан потратили на песню двадцать предложений, но им не дали допеть. Я потратила еще три предложения, пытаясь доказать, что они еще дети, но их все равно схватили и повели прочь.

Осталось одно, последнее предложение.

–

Я люблю тебя и надеюсь, что тебе хватит силы до самого конца, сестренка.Люди вышли посмотреть, многие высунулись в окна. Ещё один тип Наблюдателей, существовавших всегда – любопытные, бездушные, молча

наблюдающие

за слезами и мольбами других, они лишь смотрят, никогда не пытаясь помочь.

Алису уводили прочь. Она протянула мне свою руку, я ей – свою. Хоть мы и молчали, все было понятно. Мы сказали друг другу все, что хотели. Сказали одним взглядом.

Потом Алису потащили куда-то, а ее рука выскользнула из моей.

Ради чего мне жить теперь?

Это я должна была сопротивляться, а не моя младшая сестра. Она усомнилась в моей силе и решила сопротивляться сама. Кто-то должен. Но не Алиса. Забрать должны были меня. Что теперь будет?

Дома на кровати сидели мама и папа.

–

Простите меня, мои малышки, – впервые за столько лет проговорил папа и заплакал, кинув на пол свой «калькулятор». Мама молчала, уткнувшись лицом в папину грудь.

У меня не осталось слёз, чтобы плакать.

АЛИСА

Все так сложно. Я, как всегда, не знаю с чего начать. Ухватить нить мысли – самое сложное, а дальше уже легко. Итак.

Я – Алиса. Есть еще несколько чисел после, но я не считаю их частью имени. Мы не в тюрьме или зоопарке, чтобы называться номерами. К сожалению, наш мир погряз в дерьме. Случилось это еще давно, судя по рассказам Агнес. Люди перестали ценить слова, перестали говорить правду в лицо и предпочитали общаться письменно.

А потом настала Эра Молчания, так ее назвали мы с Агнес. Нес – это моя старшая сестра, и она жутко бесится, когда я называю ее Нес.

Мир погрузился в молчание. Люди не замечали этого, а когда заметили, то было поздно сопротивляться – молчание заполнило улицы, города, планету и всех нас. Я не помню другого мира.

Везде Наблюдатели. Мы выучили тупые Правила, нарушение которых строгого наказывается, а писать в день можно только пять личных сообщений, каждая буква которых строго контролируется. Ну не варварство ли это?

Ночью, когда Наблюдатели-роботы вытряхивались из нашего дома, я всегда забиралась к Агнес в постель, и она рассказывала мне обо всем. Не думайте, что все так просто. Отнюдь. В домах, квартирах и на улицах стоят датчики звука, но и мы пока не совсем отупели.

Наше желание говорить было выше запретов. Мы с сестрой выучили язык жестов, но чаще просто пальцами рисовали буквы на ладонях друг друга. Агнес рассказывала мне про дальние страны, про сильных людей, про Бена. Кстати, о Сильных. Так мы называем тех, кто не смирился. Я росла на рассказах о них. Эти люди подвергают себя опасности, борясь за возвращение голоса всем людям и себе. Они – наши герои.

Я боялась их и за них, но одно обстоятельство заставило меня пылко желать лучшего мира и возможности говорить.

Это обстоятельство носит имя Итан. Мы познакомились в школе. Меня толкнули, завязалась драка (невысказанные слова терзают нас изнутри и делают злее, хитрее и жестче), а Итан заступился за меня, пока не подоспели Наблюдатели.

Мы гуляли, сидели рядом. Что еще мы могли делать?

Как тебя зовут?

Алиса. Итан.

Это уже так много предложений. У нас начался голод: по голосам друг друга, по тихим перешептываниям и смеху. Мне хотелось спросить у него кучу всего, но я не могла. Я видела, что делается с нарушителями правил. Мой папа нарушил их, и его забрали. Тот день до сих про снится мне в ужасных кошмарах. Папа сидит на кровати с больной мамой и держит ее за руку, а потом начинает читать ей придуманный ими стих. Мама плачет, а к папе подбегают Наблюдатели. Когда папа оборачивается к нам, я замечаю облегчение на его лице – он сделал все, что мог. Он попытался.