— Морт, — услышал я шёпот Натсэ, из чего сделал вывод, что в данный момент целую Авеллу. — Только попробуй трупом прикинуться — тебе конец.
— Да я и не...
— Никакой пощады! — перебила меня шёпотом Авелла. — Никому!
Интерлюдия 2
Госпожа Акади открыла глаза, мгновенно переходя от сна к бодрствованию. Несколько секунд, хмурясь, вглядывалась в потолок (она находилась в своём родовом особняке, в спальне), потом улыбнулась. Чувство, пришедшее, прихлынувшее к сердцу, наконец, приняло внятные очертания: счастье.
Магическая связь между матерью и дочерью позволяла чувствовать многие вещи на расстоянии, а защитные руны на теле Авеллы ещё усиливали эту связь. Вот и сейчас, глубокой ночью, сильные эмоции дочери достигли сердца госпожи Акади каким-то сумбурным комком: сначала — ужас, потом — горе, отчаяние, следом — радость. Стыд, смущение. И, наконец, — счастье.
— Кажется, моя малышка стала взрослой, — тихо произнесла Акади. — А может быть, я ошибаюсь.
Она спокойно поднялась, приблизилась к окну, посмотрела вниз, со второго этажа. Чуть заметно мерцала простенькая магическая защита, установленная вокруг особняка. Тихо, пусто. Лунный таинственный свет заливает вечнозелёные луга Летающего Материка.
Но вдруг идиллия подёрнулась рябью, и на стекле, вместо отражения Акади, возникло лицо главы рода Аскед. Он носил короткие волосы и никогда не улыбался, что, вообще-то, было не характерно для магов Воздуха.
— Отец. — Акади наклонила голову в знак почтения.
— Зайди ко мне. Прямо сейчас, — раздался слабый голос от оконного стекла, и тут же изображение исчезло. Вновь перед Акади раскинулся луг, спящий под лунным светом.
Она покинула спальню, накинув белый халат, и, чуть слышно ступая по мраморным плитам пола, прошла к единственному помещению в доме, где горел огонь. Это был кабинет отца, и дверь его стояла открытой. Сам хозяин кабинета ссутулился, опираясь на стеклянный стол, и вглядывался в какие-то бумаги, на нём лежащие. На дочь он не обратил внимания.
— Что-то случилось? — негромко спросила Акади.
— Иначе я не вызвал бы тебя среди ночи. Только что получил весточку от одного моего друга во дворце Агноса.
Дворец главы клана по-прежнему называли дворцом Агноса, хотя человек, носивший это имя, более не существовал. Немало лет пройдёт, прежде чем кто-то отважится сказать: дворец Денсаоли. И то лишь при условии, что девчонка продюжит на должности главы столько времени. А уже были серьёзные основания для сомнений.
На Летающем Материке царило вечное лето, но чтобы лето было действительно вечным, нужно было кое-что делать. Например, перемещать Материк, всегда оставаясь там, где самый длинный день, где солнце висит в небе дольше. Сейчас, благодаря заклинаниям, было тепло, даже жарко, но дни становились короче, поскольку Материк продолжал курсировать в зоне приближающейся зимы. Воздушные маги, привыкшие к независимому существованию, начали проявлять беспокойство: что если не получится собрать второй урожай в этом году? Многие культуры начали чахнуть. К тому же обострившиеся отношения с другими кланами тревожили местную знать. В любой миг могут прекратить работать руны Земли и Воды, и тогда чудесное плодородие почвы закончится, ванны прекратят наполняться горячей водой... Да и пить будет нечего! Разве что, как в древние времена, собирать дождевую воду, «отжимать» тучи.
Во дворец летели петиции и жалобы, но ответом были лишь пафосные речи Денсаоли: маги Огня должны быть уничтожены любой ценой.
— Девочка решила перейти к самым гнусным мерам? — вздохнула Акади, и отец сухо кивнул:
— Она будет здесь с рассветом.
— И что ты, как глава рода, принадлежащего клану Воздуха, прикажешь мне сделать?
Отец выпрямился и посмотрел в глаза Акади.
— Твоя дочь — маг Огня, — сказал он. — Но это — та же самая девочка, которая родилась здесь, обожала Материк и изо всех сил старалась, чтобы все вокруг неё были счастливы. Я знать не знаю, при каких обстоятельствах она приняла алую печать, но могу быть уверен в том, что сделала она это не ради того, чтобы причинить кому-либо вред. Знаю и то, что она помогла изничтожить два Ордена Убийц — за одно это она заслужила величайшей награды и прощения за все грехи. А вместо этого ей сейчас приходится скрываться на земле, жить в непонятно каких условиях, бороться за жизнь. Это само по себе неправильно, Акади. И куда хуже будет, если к ней, пряча за спиной отравленный кинжал, придёт родная мать.
— Но род не должен пострадать, — возразила Акади.
— Безусловно. Не должен.
Минуту они смотрели в глаза друг другу, понимая и прощаясь. Потом Акади медленно опустилась на колени. Отец сделал небольшой шаг к ней, и на его руке загорелась белая печать.
— Изгоняю, — шепнул он. — Изгоняю Акади из рода Аскед.
Вспыхнула печать и на руке Акади. Женщина вздрогнула, но тут же вдохнула полной грудью. Когда она поднялась на ноги, на её лицо вернулась улыбка.
— Спасибо, — шепнула она.