Эра падающих звёзд

– Что с топливом? – спросил Рахматуллин.

– Туда-обратно хватит, и ещё талоны получил, – наконец-то взглянул Кинулов на непосредственное начальство.

Ильяс оглядел всех:

– Готовы?

Разнобой кивков.

– Итак. Вблизи Шиловского полигона, у села Ярково, сегодня замечены двое неизвестных, которые скрылись при попытке выяснить их личности. Также вчера в этом районе был убит участковый уполномоченный. Обстоятельства убийства нам пока не известны. Задача: выяснить, не являются ли эти события результатом действий разведывательной или диверсионно-разведывательной группы.

Выждав несколько секунд, Рахматуллин скомандовал:

– Проверить оружие, – и потянулся к кобуре за своим тяжёлым «Грачом».

Комната наполнилась шорохом обмундирования, клацаньем затворных рам и предохранителей, щелчками спусковых механизмов и магазинов. Спустя полминуты один за другим подчинённые доложили о готовности. Ильяс спрятал пистолет в кобуру, закинул за спину проверенный «Вал».

– За мной, – и шагнул к двери.

В коридоре, почти у входа, его окликнул знакомый лейтенант:

– Илюха, ты куда это со своими?

– Да рядом здесь. Чайник держи горячим.

Кому следует знать – тот в курсе.

Солнце скатилось уже совсем низко. Скоро его лучи раскрасят закатные облака бледно-жёлтым цветом с примесью красного, фиолетового и даже зелёного. Примерно через неделю после начала войны зори стали необыкновенно красочными, особенно утренние. Скоро атаки мощными ядерными зарядами практически сошли на нет, но в атмосфере ещё оставалась превращённая в пыль многотонная масса металлических соединений. До середины апреля даже в субтропиках наблюдалось сияние – не такое плотное как северное, но тем не менее.

У железнодорожного переезда остановились минут на пятнадцать. Дежурная – дама лет пятидесяти в оранжевом жилете со светоотражающими полосами – опустила шлагбаум, поставила красный фонарь на обратной полосе и встала перед машиной, вытянув руку с флажком. Сейчас, когда с электричеством были проблемы, да и светящиеся сигналы могли сделать из переезда мишень для дальнего беспилотника, прежде автоматизированные пересечения автодорог с путями регулировались вручную.

Поезда всё не было, и Кадушкин о чём-то тихо разговаривал с Надей на заднем сиденье, Рахматуллин смотрел на закатный пейзаж, а Кинулов нервно стучал по баранке ладонями.

– Что же она не пускает? – не выдержал Витаминыч. – Может, сказать ей?

Ильяс посмотрел на женщину, потом перевёл взгляд на салонные часы:

– Не надо, ждём. И смотри по сторонам.

– Да ну, что, засаду на нас здесь устроит кто-то?

Рахматуллин метнул недовольный взгляд на Кинулова – тот сник.

Шли минуты. Надя и Денис замолчали.

– Динька, – Витаминыч на секунду повернул голову, – ты бы рассказал что-нибудь интересное, что ли, с юмором.

– А вот было дело во время моей срочной службы, – моментально, словно игла упала на грампластинку, включился Кадушкин. – Стояли мы в оцеплении. Тогда сбежал у нас один. Смотрел он, значит, порнуху на мобильнике, и увидел свою тёлку. Она на том видео с каким-то его знакомым была, да ещё снимал их кто-то. Расстроился сильно – получается, его либидо тут придавили уставом и бромом, а на гражданке свобода сексуальных отношений! В общем, рванул этот кабан домой.

– Тоже сняться с ней захотел, – блеснул Кинулов надраенным… от частого использования… шаблоном мысли.

– Вот. Это я для тебя рассказываю, чтобы тебе интересно было. А теперь продолжу для товарища лейтенанта и для Надюши. Ага, стоим в оцеплении. А со мной служил такой… Нюркин. Удивительная личность! Все, кому в жизни пришлось быть рядом с ним, испытали психологическое потрясение. Я – тоже. Это такая персона, такая… Если тревога, или построение, или работы – и вдруг слышен громкий звук и что-то покатилось, то все у нас знали: Нюркин навернулся, или что-то уронил, или на него знамя полка упало, или на свидание к нему с полигона болванка артиллерийская прилетела, или с ним ещё какое-то чудо травмоопасного характера случилось. Когда у нас шла отработка метания боевой гранаты и очередь дошла до Нюркина – стрельбище опустело. А прапор-инструктор подсел потом на сорокоградусный антидепрессант. Находиться с Нюркиным в одном строю – значит рисковать здоровьем и солдатской репутацией.

Железнодорожница в пяти шагах перед машиной пожала плечами и виновато улыбнулась. Кадушкин продолжал: