Эра цепей

— Тихо-тихо! — зашипел Женя, кинувшись к ней, попытался зажать ей рот. — Тише, ну! Я не вор, я…

Не придумав ничего лучше, он сдвинул ткань вниз со своего лица, оголяя его. Женщина сразу же вытаращила глаза, судорожно вздохнула и, вырываясь из рук юноши, упала ниц перед ним.

— Простите, я… — она не могла подобрать ни слова, кроме бесконечных извинений, и это было еще хуже обвинений в воровстве. — Извините меня, прошу, простите…

— Тихо! — Женя понял, что она замолчит лишь если ей приказать. — Одежда. Скорее.

Она тут же бросилась прочь, скрываясь в узких проходах между комнатами. Раздался грохот, что-то упало под ее судорожные причитания.

— Одежда-одежда-одежда… — повторяла она.

Женя вышел на звук ее голоса. Несчастная, испуганная до полусмерти темилька буквально переворачивала вверх дном все шкафы и сундуки, набитые разным тряпьем. Наконец, она выудила оттуда странного вида длинный халат из грубой ткани, на Жене смотревшийся скорее как слегка длинноватая куртка, темный плащ из непонятного, напоминающего то ли кожу, то ли резину материала, и принялась перебирать обувь, составленную друг на дружке на нижних полках.

— Т-тут нет ничего… Вашего размера… Простите, прошу вас, извините меня…

— Все нормально, эй… Да твою ж… — легонько коснувшись плеча женщины чтобы успокоить, Женя выругался, когда та, вздрогнув всем телом, рухнула на пол без сознания.

Юноша аккуратно приподнял ее голову, уложил на свернутую одежду и, оглядываясь, так же тихо вышел из дома, низко пригибаясь чтобы снова не удариться головой. Покидать тепло и сухость дома не хотелось, тело требовало вернуться назад, но останавливаться было нельзя. Сейчас Женя мог думать лишь о том, что он, как ученый, возможно, первым из людей попал в этот мир, и его святой долг — установить правильный контакт. И теперь, когда на нем была хоть какая-то одежда, он смотрел наверх, на высокий шпиль, пока мелкий дождь капля по капле пропитывал намотанную на лицо ткань.

И он пошел, теперь уже не скованный странной реакцией на него местных обитателей. Конечно, в толпе людей, идущих то вверх, то вниз по крутым улицам он выделялся, а на иных переходах между этажами города ему и вовсе приходилось пригибаться, но больше никто так бурно не реагировал на странного пришельца.

— Дорогу! Разойтись! — рявкнул кто-то, идущий сверху.

Прочие, что были рядом, тут же стали скрываться в переулках, а кто не мог — жались к стенам домов, пропуская вперед длинную процессию. Из улиц на верхних ярусах города вниз спускалась длинная вереница закованных в цепи рабов в сопровождении воинов, вооруженных грубо скованными серповидными мечами. Среди рабов Женя смог разглядеть и мужчин, и женщин, и детей, и даже странного вида нелюдей, каких он еще не видел: рогатых, с копытами вместо стоп. Последними, замыкая строй, в сопровождении еще нескольких воинов шли человек в кожаном плаще и огромной, широкой шляпе, а рядом с ним — еще один, в длинном, черном одеянии с жутковатым в виде глаза и серпа под ним на груди.

— Дорогу, шваль! — рявкнул вновь идущий впереди капитан, замахиваясь на Женю.

Скрипя зубами, юноша схватил его за руку и нервно сглотнул. Он не был героем, и цель его в этом мире была совсем в другом месте… Но на него взирали десятки посеревших от тяжелого труда и пыток глаз. Маленькие дети с тяжелыми цепями на шее, осунувшиеся и исхудалые, смотрели на него снизу вверх, а во взглядах их не было ни лучика надежды — только боль.

— Отпустите их, — словно в трансе, медленно и спокойно сказал Женя. — Сейчас же.

Воины обнажили клинки. Капитан вырвал руку из цепкой хватки, отошел на шаг назад.

— Отпустите их! — рявкнул юноша вновь, и в этот раз сорвал с лица промокшую ткань.

Кто-то из воинов отшатнулся, ни один не решался теперь поднять оружие. Капитан вмиг побледнел, не зная, что ответить, а в глазах рабов загорелась искра. Правда, не та, на которую рассчитывал Женя.

Они боялись.

Самые маленькие, еще не успевшие окончательно сломаться дети начали плакать. Мать, вымученная голодом, принялась судорожно успокаивать ребенка, прижимать его к груди. Мужчина без одного глаза безмолвно открыл рот.

Пан или пропал. Учитывая то, как реагировали на него случайные прохожие, Женя надеялся на то, что тот же эффект он произведет и на этих людей, и, судя по всему, так оно и было. Возможно, ему досталось лицо местного аристократа, а, быть может, убийцы, которого боялись и уважали. Как бы то ни было, отступать уже было некуда, глупость уже совершена.

— Встать, — вдруг вперед вышел человек в черных одеждах. — Всем.

— Н-но господин, это же…

— Это самозванец, — брезгливо бросил он. Подняв взгляд, он обнажил бритую наголо голову, жесткое, угловатое лицо. — Результат умелого колдовства, не более. Всем встать.