Эра цепей

Он снял со стены одну из масок. Подошел, наклонился, и произнес, глядя в глаза пленнику:

— И если хоть раз тебя кто-то увидит без маски либо услышит твое настоящее имя — тебя высекут так, что оголятся кости. Понял?

Не дожидаясь ответа, он надел на лицо юноши маску черной собаки. Ответ был уже не нужен.

***

На нижней палубе, где содержались рабы, стоял смрад немытых тел, который перебивал разве что въевшийся в само тело корабля запах крови. От лестницы, ведущей наверх, основную часть палубы отделяла железная решетка с тяжелой дверью, что отпиралась длинным, странного вида кривым ключом. А за решеткой палуба делилась на три части, каждая из которых была закреплена за своей группой рабов.

— Этого — к “скотам”! — рявкнул кто-то из воинов, и Женю толкнули внутрь.

Высунувшиеся в проходах грязные морды рабов загоготали, заулюлюкали. Кого-то даже пришлось отгонять копьями, чтобы главный тюремщик мог закрыть ворота.

— Здравствуй-здравствуй, красотка! — заржал кто-то из дальней комнаты. — Добро пожаловать в наш замечательный райский уголок!

Другие подхватили, гогот усилился. Те, кто были в первой и второй комнате, впрочем, не смеялись. Лишь подняв голову, Женя увидел, что здесь было больше всего женщин и детей, а те немногие мужчины, кто оставались, были либо больными, либо, видимо, оставались со своими семьями.

— Ох-ох… Ну и потрепали же тебя, старина, — над ухом Жени раздался голос старика. Он цокнул языком. — Так ты работать не сможешь, это надо вытащить.

— Нет, стой! — вскочил на ноги юноша. — Не трогайте меня!

— Тише, спокойно, — улыбнулся ему невысокий, дружелюбного вида старик с длинной, почти белой бородой. — Неудобно, небось, со стрелой в спине ведь.

Чуть успокоившись, парень сел. Усталость, что накопилась за этот длинный день, разом навалилась на него, но он не мог даже нормально лечь из-за ранения.

— Почему они смеялись? — он кивнул в сторону дальней комнаты.

— Ложись. Мы вытащим стрелу, — поманил его рукой старик. — Ну же. Если начнет гноиться — будет гораздо хуже. Вот так, молодчина. Неман, Шкас, подержите его. Как тебя зовут?

Двое мужчин навалились на израненное тело юноши. Один держал его за руки, а второй кое-как удерживал ноги. По спине побежали крупные капли пота от осознания того, что вот-вот должно случиться.

— Ж… Келеф… — буркнул он.

— Хм? — задумчиво протянул старик. — Келеф, говоришь… Из-за маски-то?

— Нет, это…

— Маска собаки, — кивнул старик. — А Келеф, в переводе с одного старого языка, значит “собака”.

— Да нет же, это… Агрх! А-а-а!

Пока юноша отвлекся на разговор, старик, крепко ухватившись за обломок древка, резко дернул. Кровь хлынула из раны, но тут же подбежавшая к ним женщина прижала к ней свернутую втрое тряпку.

— Вот, держи. Сейчас, перевяжу… Ну вот, почти как новенький. А ты боялся.

Женя судорожно, резко вздыхал через стиснутые до боли зубы. Все, что он чувствовал в этом мире, это боль. Если таким должен быть первый контакт человечества со внеземной цивилизацией… Что ж, достаточно будет сказать, что те фантастические образы, что укоренились в его голове за многие года увлечения космосом, тонны прочитанной фантастики и десятков игр нагло врали ему. Не было здесь ничего хорошего. Здесь вообще не было ничего, кроме несправедливости, жестокости и страданий.

— А смеялись они, Келеф, потому что они из “ублюдков”. Деление такое, как у солдат — “скоты”, это мы, дальше “твари”, а у самого носа корабля — “ублюдки”, любимчики господ с верхних палуб.

Отдышавшись, Келеф медленно подполз к стене, оперся на нее, прикрывая глаза. Чья-то рука осторожно провела сухой тряпкой по его лицу, стирая пол. Другая — подала ему кусок черствого хлеба.

— Ты поешь, поешь. Завтра, говорят, уже будем на лесах, нужны будут силы, чтобы работать.

— Как тебя зовут, отец? — вяло обратился к уходящему в другой конец комнаты старику парень.

— Обычно сам прихожу, — хитро улыбнулся он. — Но если позовешь Заля, то, может, и получится.

***

— Поживей, скотины сонные! Раз-раз, топаем, топаем!

Утро на корабле начиналось рано. Женя быстро понял, что попал, вероятно, в худший из отрядов, в которых содержались рабы — в то время как ублюдки сидели, фактически, в самом конце, где их почти не видели даже стражники, скоты ютились у самой решетки, и поутру особо заскучавшие матросы любили будить пленников тычками копий.

Заплакали дети, проход между комнатами заполнили стоны. Корабль просыпался.

— На выход, на выход, на выход! — отперев ворота, тюремщик активно махал рукой, больно хлопал ей по спине каждого второго. — Кто не работает — тот не ест!

Келеф поднялся вместе со всеми, но прежде, чем выходить, пытался найти своего нового знакомого. Заль отыскался довольно быстро — он склонился над рогатой женщиной-шурром, на руках которой был грудной ребенок, прижимался ухом к ее груди.

— Что с ней? — обеспокоенно спросил Келеф, присев рядом.

— Хрипы в груди… Плохой знак, — цокнул языком Заль. — Ей нужны лекарства.

Юноша тут же вскочил на ноги, кинулся к решетке.

— Эй! Там женщине плохо, нужна помощь!

Но матросы лишь посмеялись, а кто-то отогнал его назад острым, холодным копьем.