Начав работу над Реквиемом, Моцарт в дальнейшем неоднократно её прерывал ради других сочинений. В августе, то есть тогда, когда Моцарт не успел серьёзно продвинуться в работе над Реквиемом, он получил срочный заказ на оперу «Милосердие Тита», представление которой приурочивалось к коронации Леопольда II в качестве короля Богемии. По возвращению из Праги Моцарту сначала пришлось работать над «Волшебной флейтой», а потом над кларнетовым концертом для Штадлера и Масонской кантатой.
После премьеры «Волшебной флейты» 30 сентября 1791 года, Моцарт основательно занялся работой над Реквиемом. Его рвение было настолько сильно, что он собирался даже до того, пока не закончит Реквием, не брать учеников. По утверждению Констанцы, в это время Моцарт часто жаловался на здоровье, и она даже вынуждена была забрать у него партитуру Реквиема, так как работа над ним пагубно влияла на его здоровье. Констанца рассказывала, что во время одной из прогулок в Пратере Моцарт со слезами на глазах сказал, что пишет Реквием для себя. Как же это было символично — писать произведение, которое должно было послужить концом не только его таланта, но и завершением его жизни. Кроме того, сам гений говорил: «Я слишком хорошо чувствую, что долго не протяну; конечно, мне дали яд — не могу отделаться от этой мысли». Впрочем, современные исследователи с большой осторожностью относятся к информации, распространяемой вдовой Моцарта, особенно если это касается последних месяцев жизни композитора. Во всяком случае, ни в одном из писем Моцарта, написанных незадолго до смерти, нет никаких упоминаний ни о депрессии, ни о плохом самочувствии. 18 ноября, за три недели до смерти, Моцарт даже дирижировал своей Масонской Кантатой, и лишь 20 ноября он слег в постель. По свидетельству окружающих, Моцарт продолжал работу над Реквиемом лёжа, вплоть до своей смерти пятого декабря.
Известна история о том, будто бы днём накануне смерти, 4 декабря, лежащий Моцарт, а так же его друзья Шак, Хофер и Герль пропели Реквием. При этом, когда они дошли до первых тактов «Lacrimosa», Моцарт заплакал и сказал, что не закончит эту часть. Этот факт пришёл из так называемого «сообщения Шака», и закрепился во многих биографиях композитора. Многие музыковеды сходятся во мнении, что это сообщение не соответствует действительности, ведь само по себе такое исполнение при участии умирающего Моцарта могло пройти только при улучшении его состояния, однако, согласно воспоминаниям свояченицы Моцарта Софи Хайбль, в этот день Моцарт был уже при смерти. Тем не менее, этот сюжет стал популярен среди художников — почти на всех картинах, отражающих последние часы жизни Моцарта, где изображается исполнение Реквиема.
«Как же это прекрасно — найти то дело, которым будешь заниматься всю жизнь, а возможно и после смерти».
Пока пассажиры «Jaguar» наслаждались частью «Lacrimosa» и впитывали каждую ноту этого шедевра, скорее всего с похожей трагической мелодией в душе четверо всадников начали творить апокалипсис. Тот самый конец света, о котором они предупреждали горожан перед самой своей смертью.
Теперь их резвые кони, выдыхая пламя из ноздрей и пуская искры с каждым стуком копыт, мчали служителей ада по густонаселенным улицам Нью-Йорка. Ни жалость, ни сила, ни сопротивление патрулей, ни страх не могли остановить эту разъяренную четверку. Они исполняли волю своего владыки, пополняя преисподнюю новыми душами. Но не убийство горожан было первостепенной задачей всадников — им нужен был их предводитель.
Черный всадник, превратившись в человека, дабы исполнить свою основную миссию на земле. Только он чувствовал избранную, как никто другой, только он мог отыскать ее даже на другом конце света и только Гладиатор был в силах завершить ритуал открытия врат ада. Сейчас он томился в темноте одной из камер самой охраняемой тюрьмы города. Толстые стены еще не пробивались ни одним смертным.
Смертным… Именно обычным смертным сейчас и был страж ада. Единственное, что его отличало от людей, не считая могучего телосложения, была призрачная повязка на глазах. Только из-за нее Гладиатор видел не земное царство, каким оно было в действительности, а тот же ад с разлагающимися трупами, с огненным небосводом и трескающейся землей. Изменились только декорации, своими громадными силуэтами демонстрируя новый мир.
Всадники скакали по крышам автомобилей, стоящих в нью-йоркских пробках. Размахивая цепями, мечом и пуская стрелы, они сносили головы зазевавшихся прохожих. Наблюдавшим со стороны прохожим все происходящее казалось отрывком из голливудского фильма. Не осознавая опасность, они настраивали видеокамеры на своих мобильных телефонах, и с ярым удивлением снимали происходящее. Однако, когда от очередного взмаха цепью слетала голова стоящего рядом прохожего и подобно кочану капусты прикатывалась к их ногам — истерика и страх заставляли бежать их сломя голову.