Эра воды

— А не было ли странных происшествий? Неожиданных поломок? Пропаж? — Это снова Роб, и вдруг я вспомнил…

— Конечно! Как же не было?! Образцы-то у нас пропали. Мы с доктором Боровски — это мой научный руководитель, Маргарет Боровски — почти сутки ковырялись под дождем, брали их, можно сказать, вслепую, дождь из тысяч ведер, знаете ведь, как тут льет, и при этом туман стеной, даже для Ганимеда денек выдался хоть куда. А еще сломался аэрокар. Юпитер, конечно, исключения для нас не сделал, заполнил собой весь коротковолновый эфир, связаться с базой не удалось. Пришлось топать пешком до ближайшего коммутатора. Образцы, как положено, сложили, поставили палатку, маяк. Нас забрала машина с пятой станции, они работали в том же районе, а когда мы вернулись за образцами, нескольких не досчитались. Кто-то мог бы не заметить, но у нас строго, нулевая видимость или нет, дождь какой угодно, хоть метеоритный, а учет должен быть, так что в журнале все образцы отмечены, строго под номерами, хотя и не были толком описаны. Куда-то пропали девять — вроде, со сто пятнадцатого по сто двадцать четвертый, можно уточнить у доктора Боровски.

— А что это были за образцы… Пол? — Это опять Катя. Мне показалось, или она смотрит на меня по-другому? «Черт-черт-черт, приди в себя, Джефферсон, кто ты и кто она!» — примерно так подумал я, собрался и ответил твердым голосом:

— Пирокласты. Они тут везде, туф, брекчии. Мы восстановили порядок пробоотбора, но не смогли понять, почему пропали именно эти. Роботы их брали из разных мест, некоторые всего в полуметре от других, но те не пропали. Ничего особенного там не могло быть. — Я развел руками: мол, никаких особенностей, хоть режьте.

— Посмотрите, Пол, похож на ваши? — она указала взглядом на проекцию, появившуюся передо мной в воздухе. Кусок туфа, темный, серо-зеленоватый, крупнопористый, с характерными включениями капель обсидиана.

— Как брат родной, — улыбнулся я. — Из нашей коллекции?

— От ваших соседей с пятой станции. Они вчера заявили об открытии. Смотрите внимательно… — Образец перед моими глазами повернулся, и я заметил в его боку отпечаток. Что-то похожее на жгут из щупалец, сантиметра три длиной. Определенно не магматического происхождения, определенно.

В разговор снова вступил инспектор Бобсон, на черном лице которого не осталось и тени улыбки:

— Это, Пол, означает несколько вещей. Во-первых, грандиозное открытие. Уже четвертая планета Солнечной системы, вслед за Землей, Марсом и Европой, которая имела или имеет жизнь. Во-вторых: похоже, коллеги с пятой станции вас попросту обокрали и открытие присвоили себе. Этот вопрос будет обсуждаться в Научном совете Юпитера, он вне нашей компетенции. И наконец, в-третьих: мы не знаем, каков возраст этой… Доктор Старофф, подскажите, как называется? Да, спасибо, каков возраст этой «окаменелости» и во что могли развиться ее потомки в тепличных, по сравнению с Марсом, условиях подледного океана Ганимеда. Поаплодируем первому, осудим второе и задумаемся над третьим. Ваше предположение о влиянии чужой цивилизации на работу заводов не такое сумасшедшее, как можно подумать. Но именно поэтому мы просим вас, Пол, воздержаться от обсуждения данной темы с коллегами и, тем более, с посторонними. Особенно — в предстоящем разговоре с Жаком. Всего хорошего, Пол. Наблюдайте за происходящим, мы еще свяжемся с вами.

Инспектор Бобсон ласково улыбнулся, молчаливый Раф кивнул, а Катя… Разговор так внезапно кончился, что я не заметил, как она попрощалась, и от этого осталась неловкость. Катя… Ей же, небось, лет пятьдесят, а то и сто пятьдесят, медицина кого хочешь сделает юной. Да и по должности она какая-нибудь шишка в Планетном Управлении или хуже того — в Комитете Контроля. И вообще, она на Земле, а я — на орбите Юпитера…

Вердикт: выкинуть Катю из головы как можно скорее.

С этими мыслями я обратился к коммутатору и запросил соединение с Жаком. Он возник через пару секунд, будто ждал меня. Вернее, не он, а его проекция, сам-то он в камере. Возможно, и вправду ждал, готовился к разговору.

— Здравствуй, Пол.

— Здравствуй.

— Прости меня, Пол. — В голосе Жака сплошное сожаление. — Я совсем рехнулся на этом Ганимеде. Понимаешь, все из-за Мэгги… То есть из-за Маргарет…

Вероятно, на моем лице отразилось недоумение такой силы, что Жак поперхнулся и вынужден был прокашляться. Очки сползли на кончик носа и едва не соскочили.

— Не из-за Маргарет, конечно, она не виновата, собственно, она и не подавала мне надежды, это я сам решил, должно быть, выдумал, знаешь, нафантазировал, так бывает, когда живешь больше внутри себя, чем если… Ты понимаешь меня, Пол?

Взгляд Жака сквозь выпуклые стекла очков оказался настолько беспомощным и, одновременно, умоляющим, а ситуация — нелепой, что я не выдержал и рассмеялся.