Дождавшись, я открыл люк до конца, снял машину с фиксатора и вытолкал ее наружу. Она медленно всплыла и теперь покачивался метрах в трех над моей головой. Да, аэрокары не тонут, по крайней мере, в условиях Ганимеда.
Для порядка я задраил внешний люк тоже и вылез из воды. Там, конечно, лило как из ведра.
Огляделся. На дорогу обрушилась, наверное, половина соседней горы, так что вокруг образовалось озеро. Повезло еще, не слишком глубокое. Вайс подогнал аэрокар к берегу, и я взобрался в кабину.
— Двенадцать микрозивертов — обеспокоенно произнес технолог, не успел я как следует усесться.
— Здесь? — задал я идиотский вопрос.
— Уклон оттуда — он ткнул рукой в сторону новых корпусов станции Хендрикса.
— Ну… Все-таки давайте убедимся — без особого желания я развернул машину и повел ее на небольшой высоте над залитым по-горлышко каньоном, когда-то бывшим дорогой. Радар-акустический комплекс привычно рисовал очертания местности.
Вскоре заверещала радиоционная сигнализация.
— Пять милизивертов — Вайс зачем-то оглянулся. — Может быть, достаточно?
— Пока ерунда, едем дальше.
— Сто шестьдесят, Пол, какой смысл?
Я остановил машину. Сто шестьдесят милизивертов в час. Смертельная доза где-то от пяти зивертов и выше. Нам-то оно пока не угрожает, мы под защитой аэрокара. Но стоит ли лезть в эпицентр взрыва, что мы там увидим, еще одно радиоактивное озеро? Если уже на подлете такой уровень, причем прошло много дней под проливным дождем, что же ждет нас там?
И я резко взял штурвал на себя, добавив заодно оборотов турбинам. Машина взвыла и понесла нас сквозь ливень вверх, к границе облаков. Еще вчера я не решился бы на подобный маневр, крался бы осторожно над самой поверхностью, мало ли что, ведь экран на высоте около пяти километров никуда не делся, и наверняка любой, кто попытается прорваться к планете, погибнет — равно как и тот, кто попытается с планеты вырваться. Аэрокар, конечно, не ракета, но движок у него тоже атомный. Значит, взорвется точно так же или, в лучшем случае, отключится, что на такой высоте равносильно смерти.
Но мне вдруг стало наплевать. Я не буду больше играть с Ганимедом по его правилам. Мне нужно как можно быстрее добраться до девятой станции, и я сделаю это.
Юджин, не отрываясь, пялился в стереопроекцию, имитирующую прозрачность кабины аэрокара. Он давно не видел неба. Долго вообще ничего не видел, жил в полной темноте. А тут такое великолепие: горизонт волнистых туч, сизовато-серый, под темно-фиолетовым небом, сверкающим орбитальными зеркалами и звездами, небом, по которому от края и до края всеми цветами радуги переливается и играет ионное сияние. Юпитера не было, в этих местах его никогда нет, он с другой стороны Ганимеда, зато огромным елочным шаром, подернутым тонкой дымкой, прямо над головой висела Европа.
Я ввел маршрут и включил автопилот.
— Давно не поднимались над облаками? — Я покосился на Вайса.
— С тех пор, как прилетел. Почти четыре года, — технолог вздохнул. — Они видят нас?
Я задумался. Распространяется ли экран на оптический диапазон?
— Не знаю, Юджин. Но наблюдают, будьте уверены. Никто, никогда и ни за чем еще так внимательно не наблюдал, как они сейчас за Ганимедом. Они ждут, когда можно будет лететь. Запускают автоматы. Как камни в пруд. Автоматы пропадают. Как камни в пруду.
— А с чем связан этот экран, Пол? Почему взорвались реакторы? Куда делись люди, не все же были на станциях?
Люди. Я вспомнил механика Дантона. Да, не все. Некоторым повезло меньше. Но вслух этого не сказал.
— Пока не знаю, Юджин. Но сейчас, как видите, мы можем пользоваться реактором. Возможно, уже можно прорваться. Или нельзя сесть, но можно взлететь. Мы сгоняем потом к космопорту, вдруг уцелели какие-то ракеты, запустим на автопилоте и поглядим. Если получится — сможем грузить выживших и отправлять, не дожидаясь спасателей.
«Если будет, кого грузить» — подумал я про себя, но не стал озвучивать.
— Юджин, а как вы оказались без света? Ведь батареи гермокостюма…
Вайс раздраженно повел плечами.
— Батареи сели. Не проверил уровень заряда, на минуту же выскочил. Надо было как-то тянуть, наверное, но я ничего не понимаю в этой вспомогательной технике, моя специализация по механизмам покрупнее, планетарных масштабов.
— Ну да, ну да, преобразование… — я улыбнулся уголком рта.
— Именно. — Кивнул технолог.
Автопилот предупредил, что начинает снижение. Я взял управление на себя, мало ли что. Сердце колотилось как безумное, но ему я доверял больше, чем электронике.
На радаре показались знакомые черты рельефа. Вот и купол станции Сикорского, она на месте, целехонька.
На радиозапросы не отвечает. Внешнего освещения нет.
Посадив машину прямо у основного шлюза, я оставил Вайса в кабине и в один прыжок оказался перед дверью. Ее пришлось открывать вручную. Внутри меня ждала тьма.
— Похоже, энергии нет. — Вайс подошел сзади и заглянул через мое плечо. — По крайней мере, реактор не взорвался.
Я кивнул и врубил прожектор. Внутренняя дверь закрыта.
Мы прошли шлюз, технолог опустил стекло гермокостюма и тут же поднял назад.
Я понял его без слов. Запах.