Я вернулся в блок и, засыпая, думал о будущем людей. Когда-нибудь мы столкнемся с теми, кто сильнее и умнее нас. Что, если поначалу мы просто не заметим их? Возьмемся переделывать под себя чужой дом? Мысли путались, несуразно смешивались, вплетая сюжеты с Катей, Жанной, Мэгги, Робом Бобсоном, Жаком и слономордыми телепатами с Денеба, пока наконец я не провалился в глубокое забытье, будто в бездонный колодец. Время свернулось и выстрелило пружиной, смяв оставшиеся до утра часы, и мне показалось, что пробуждение случилось уже через мгновение.
Утром станцию сотряс удар. Задребезжало все металлическое, подпрыгнули чашки, у Мэгги выплеснулся кофе. Вторым ударом качнуло столик, за которым механики играли в шахматы, фигуры с цоканьем разлетелись по бетонитовому полу. Кто-то едва устоял на ногах.
— Внимание, станция! — голос Маркова звучал одновременно повсюду. — Сохранять спокойствие! Ганимед трясет, магнитуда шесть и четыре, ждем новых толчков. Действуйте по инструкции. Кто забыл, напоминаю: дежурные остаются на местах, остальным прекратить работы, надеть скафандры и рассесться на сборной площади. Гравитационное колесо будет временно остановлено. Двери во всех отсеках, а также шлюзы должны быть закрыты. Станция рассчитана на сейсмы до восьми баллов, ситуация штатная.
Народ быстро собрался на площади. Редкий случай увидеть всех вместе. Лица сонные, ошеломленные, заинтересованные, несколько испуганных. Третий удар оказался слабее, за ним последовали новые, постепенно затухающие. Поверхность планеты подрагивала, словно приходя в себя.
Снова раздался голос начальника станции:
— Внимание! Сообщают, в области Мариуса началось извержение, образовалась двухкилометровая кальдера. Больше толчков не ожидается, отбой тревоги. Пол Джефферсон, зайдите, пожалуйста, ко мне.
Игорь Марков показался на пороге главного корпуса, продолжая вещать по общей связи. Заметил меня, махнул рукой: мол, давай сюда, есть дело, и нырнул обратно. Что-то не увидел я на нем скафандра — видать, инструкции нашему педанту не писаны.
Неторопливо переодевшись, я отправился в кабинет Маркова. Там уже сидели Мэгги, Ван и Жанна, которая улыбнулась мне как лучшему другу. Я потупил взгляд. Женщины — не моя сильная сторона. По правде сказать, я их боюсь. Всех, кроме Мэгги. И, пожалуй, Кати. Хотя кто я, и кто она, мы практически не знакомы, никогда уже не встретимся, не о чем и думать.
— Пол, я слышал, вы приступили к диссертации. Что-то на тему эффузивов и декомпрессионного горообразования? — Марков метнул быстрый взгляд в сторону Мэгги, а та ободряюще кивнула мне.
— Ну-у-у… — потянул я, как мне кажется, с достаточной многозначительностью.
— Вот и прекрасно! — Игорь обвел рукой коллектив. — Коллеги помогут вам в этом нелегком деле. Как только утихнет в кальдере, поедете туда. Доктор Боровски возьмет на себя руководство экспедицией. Спасибо, все свободны, готовьтесь.
Доктор Боровски, то есть Мэгги. Это ее затея — вон, как глаза блестят, хоть сейчас в полет. Только нас никто к вулкану в ближайшие дни не подпустит — на Ганимеде существует четкая и, кстати, здравая инструкция. Извержения здесь почти всегда взрывные, да и плотнейший туман с дождем отнюдь не способствуют безопасности. Придется Мэгги подождать и порыть каблуком гравий.
Вулканы я не люблю. Не унаследовал. И о теме диссертации впервые слышу, так что уважаемого доктора Маргарет Боровски ждет взбучка. Чуть позже.
— Пол, задержитесь, пожалуйста. — Марков подождал, пока все выйдут, и плотно затворил дверь. — Вы встречались с Жаком?
— Да.
— Спрашивали?
— Да.
— И?
— Ничего вразумительного, — прямо в глаза Игорю соврал я.
— Странно, очень странно… Но он хотя бы признался, что сделал это?
— Он очень сожалеет, что так произошло. И отрицает связь с натуралистами. Думаю, он не врет. Да и не мог он взорвать остальные заводы…
— Да-да, мы уже говорили об этом, Пол…
Он замялся, и я решил переключить направление его мыслей:
— На Ганимеде обнаружены следы жизни.
Марков опешил:
— Где? Когда? Кто?
— Мне сказал инспектор Бобсон. Он не связывался с вами? В наших пропавших образцах. Помните? Ребята с пятой станции стянули их из палатки и выдали за свои.
— Вот вам и Юрьев день… — лицо Маркова выражало недоумение.
— Юра? День Юрского периода? Причем здесь Юра? — осторожно переспросил я, со скрипом вспоминая перевод кусочков стратиграфии, который мы делали на занятиях по русскому языку.
Возникла неловкая пауза. Марков смотрел на меня молча и с очень странным выражением. Вероятно, я что-то понял не так. Надеюсь, не оскорбил его…
И тут он издал странный звук. Похожий на хрюканье. Еще раз. А потом профессора взорвало хохотом, он согнулся пополам, держась за живот, несмотря на тщетные попытки успокоиться. Я аккуратно похлопал его по спине — где-то слышал, что помогает.
Наконец он смог распрямиться, в глазах блестели слезы:
— Простите, Пол, простите… Нервное время.
Достав из кармана влагопоглотитель, Марков протер лоб и прокашлялся.
— Вы учили русский?
Я кивнул:
— Немного. В Портленде, обязательный курс, но, понимаете, курс очень усеченный…