Эра воды

Но шанс ведь есть, так я решил. Шанс есть всегда. Могло ведь пройти, допустим, только три века? Почему бы и нет. Могли изобрести более совершенные способы омоложения? Конечно, могли. А несчастные случаи, например, они разве часто бывают? Вовсе нет. И разве могла наша цивилизация погибнуть так быстро? Да что за глупости, в самом деле! Кроме того, я могу что-то неправильно понимать. Вдруг это вообще не Марс, а плод моего воображения? Вдруг сейчас я лежу в коме, а консилиум лучших медицинских умов решает, как вернуть меня к жизни? Кстати, наиболее вероятное объяснение. Стало быть, нельзя отчаиваться. Нужно действовать, помочь им вернуть меня в сознание. Но пусть даже эта реальность — лишь вымысел моего поврежденного разума, не сидеть же на одном месте?

Нужно двигаться. Да и холодно, в конце-то концов!

Фобос, несшийся по небу вскачь, забежал за край обрыва, тьма стала почти непроглядной. Заметно посвежело. Ночью вода всегда теплее воздуха, и я забрался глубже, не желая мерзнуть на берегу. Плыть во мрак также не хотелось; я решил дождаться утра, чтобы осмотреться.

Задолго до восхода в вышине побледнело. Начало светать. Утренние сумерки показали всю неприглядность моего положения: небольшая мелкая лагуна с обеих сторон замыкалась отвесными скалами. У их подножия громоздились острые камни. Там пляж заканчивался. Пешком вдоль берега не пройти, ноги переломаю, а лезть на стену слишком рискованно: никогда не считал себя альпинистом, и даже более низкое, чем на Земле, тяготение не успокаивало — пролетев метров двадцать, гарантированно разобьешься и здесь.

Тогда я решил немного отплыть, чтобы осмотреться и найти более удобное место для подъема. Вскоре небо насытилось голубизной, вот уже и совсем рассвело, а солнце никак не появлялось. Где же оно? Должно подняться из моря, двигаясь вслед за Фобосом…

Тем временем быстро теплело. По видимости, приближался жаркий день.

Пропавшее солнце нашлось, стоило мне отплыть на сотню метров и обернуться. Оно сияло позади, над самым краем обрыва. Но как это возможно, ведь Фобос двигался в противоположную сторону!

И тут я вспомнил, что он бежит по орбите очень быстро. Ближайшая луна Марса успевает облететь планету несколько раз за сол, марсианские сутки, и получается, что она встает на западе и садится на востоке.

Как ни странно, этот факт меня успокоил. Все-таки я, действительно, на Марсе, а это значит, в жизни есть хоть какая-то определенность.

Одежда немного смущала, еще ночью она показалась мне странной: нечто среднее между халатом и платьем, без нижнего белья. Наверное, и это, и налысо бритая голова как-то связаны с долгим сном. Кто и зачем лишил меня волос и переодел, не представлялось особенно важным на фоне произошедшего: это лишь деталь, мало ли, изменились традиции за время, пока я был в отключке. Куда интереснее, каким образом я оказался один на один с дикой, пусть и культивированной землянами, природой…

Впрочем, о чем я, ведь все это, конечно же, только долгий-долгий сон. На самом деле я лежу в саркофаге реабилитатора, вроде того, в котором две недели проспал Рупи, мой летчик. С переломанными ногами и поврежденным позвоночником славному Руперту пришлось стать завсегдатаем царства Морфея, пока я шлялся по пещерам в поисках выхода. Теперь моя очередь, и надо мной колдует медустановка. Или нет? Или прошли века?

Но с любыми вопросами, очевидно, приходилось подождать, поскольку желающие ответить на них пока не выстраивались в очередь.

Когда случается невероятное, отношение ко многим вещам становится проще, а убежденность, что спишь, прибавляет смелости: не скажу, что хорошо плаваю, однако без колебаний вошел в воду, миновал полосу прибоя и уверенно погреб вдоль берега, стараясь не слишком отдаляться от него. На мое счастье, ни сильного течения, ни больших волн не было. На вкус море оказалось горько-соленой, даже сильнее, чем Мексиканский залив, где мне пришлось купаться однажды в детстве.

В прозрачной воде сновали существа, напоминаюшие малюсеньких кальмаров: веселыми золотинками они поблескивали на солнце.

Длинные широкие ленты, тонкие нити и узловатые, распадающиеся веером, ярко-голубые и желтые веревки водорослей, стелились по мелкому дну отмелей, исчезая в темной глубине, когда дно уходило вниз. Не знаю, к какому виду их отнести, в конечном итоге, ведь я не биолог, животные и растения начинают интересовать меня по-настоящему лишь через миллионы лет после их смерти, когда превращаются в камень.

Решив, что они не опасны, я почти перестал обращать на них внимания, стараясь только не запутаться ногами. Куда больше меня привлекала задача найти подходящее место, чтобы взобраться, наконец, наверх обрыва, и как следует оглядеться.

Дальше к северу берег показался доступнее, я решил плыть туда. Море стало глубже.