— Послезавтра слушанья в Совете. О перспективах колонизации Марса и планах преобразования. Грядет бурное обсуждение. Не знаю, уложимся ли в один день, но как закончим — сразу вернусь к вам в полное подчинение, мой доктор Джефферсон.
Не знаю, какими сделались лица у тех, кто это слышал, но я готов был выпрыгнуть из саркофага, из собственной кожи и, заодно, с марсианской орбиты, во-первых оттого, что Земля не задержит ее надолго, во-вторых оттого, что она только что, при каких-то солидных свидетелях, признала, что она — моя. Подчеркнуто нарушила негласный этикет. Даже если никого на самом деле уже не было рядом, не важно, она никогда так себя не вела. И, надеюсь, не только со мной. Постоянно забываю, что моложе ее чуть ли не вчетверо — приколы системы обновления организма. Когда я родился, она уже вполне могла быть чьей-то бабушкой, но сейчас выглядит как женщина моего возраста. Ну, может быть, чуть постарше.
Скорей бы она прилетела. Она нужна мне. И как женщина, чего уж скрывать, но и как опора. Слишком все расшаталось в моей голове. Катя успокоит. Хотя я счастлив уже тем, что она есть, что она думает обо мне, пусть даже сейчас и не рядом со мной.
К сожалению, слушанья в Совете затянулись. Натуралисты стянули все силы «на спасение Красной планеты», как они это называли, и попытались заблокировать даже не план преобразования Марса, а саму возможность его обсуждения.
Дебаты и без новых сногсшибательных археологических открытий обещали быть, мягко говоря, непростыми, а тут весьма некстати подоспело известие о находке якобы отесанных каменных глыб, подозрительно напоминающих что-то из земного неолита. Археологи разбились на два лагеря. С одинаковой горячностью приводились аргументы в пользу как искусственного, так и естественного происхождения «Ольгиных Камней», названных в честь обнаружившей их Ольги Доренко. Сама Ольга, планетолог, геофизик и специалист по глобальной тектонике, придерживалась скептической точки зрения. Глыбы габбро-диабазов, залегавшие на глубине около трех метров и, конечно же, совершенно чужеродные для терригенных песчаников Элизийской свиты, она считала мореной, а их странную форму объясняла воздействием ледника, соотнося с погребенными флювиогляциальными отложениями — короче говоря, назначала им несомненно естественную природу.
Я ознакомился с этими материалами.
При всем уважении к доктору Доренко меня одолевали смутные сомнения. Эти камни, имевшие примерно одинаковую форму и размер, располагались через равные промежутки четко вдоль древней береговой линии. Трудно представить себе ледник, который так аккуратно доставил бы и разместил их. Да и форма поверхности глыб, действительно, больше наводила на мысли о камнетесе, нежели о деятельности ледника. Они имели вид параллелепипедов с грубо обколотыми, скругленными ребрами. Как могла образоваться морена такой формы? Сам я, как и доктор Доренко, не гляциолог и не мерзлотовед, но наблюдая за полемикой между сторонниками и противниками гипотезы искусственного происхождения Ольгиных Камней, не мог не заметить, что доводы первых звучали весомей и выглядели не так сильно политически ангажированными.
Скорее всего, это, действительно, остатки пристани или какого-то другого приморского сооружения. Не похоже на следы могучей индустриальной цивилизации, но ведь угасание разума на Марсе, скорее всего, случилось не мгновенно. Менялся климат, люди перемещались, возможно, сражались, боролись за выживание друг с другом и со стихией и постепенно деградировали. Вообще, неизвестно, каким было устройство их общества. Что если, например, часть культовых сооружений традиционно выполнялись из камня вручную, несмотря на уровень развития техники?
Я вспомнил слова Лиен: «Парящие шпионы…», «С нами поступят просто, нами накормят пустоту». Не похоже это на мирное процветающее человечество. Скорее напоминает нечто из нашего темного прошлого.
Конечно, Катя тоже прекрасно понимала это, однако держала сторону скептиков. Расчетливо и лицемерно. Трудно было бы ожидать иного от главы преобразователей-заговорщиков. Разумеется, наши позиции сильно покачнутся, если всплывет, что на Марсе была разумная жизнь. Поэтому, используя возможности Комитета, и скрыли мою находку, каменное лицо Евы, то есть Лиен.
Есть что-то гадкое в необходимости лгать. Хоть меня никто и не заставлял, от меня требовалось только молчание. Молчания ради того, чтобы поддержать любимую женщину. Поддержать правильное дело. Чтобы провести через Совет план, с которым я был согласен, и который одобрял от чистого сердца. Я хотел видеть Марс снова живым. Возможно, хотел больше всех остальных людей, связанных с этой планетой. Но… Так поступать нехорошо, и никакими сладкими пилюлями не забить привкус сомнений.