– Как с Рэйтом, только хуже. – Стало ясно: вдова Коннигера говорит сама с собой. – Он знал.
– Ты что делаешь?
К всеобщему облегчению, Тресса обернулась, однако Мойя и ее товарищи недолго радовались: она достала из корзины камень и перо и решительно выпрямилась.
– Малькольм сделал это ради меня, понимаете? Для других я вообще не существовала, а он дал мне шанс, и я должна его использовать. Он предупреждал – будет нелегко, даже хуже, чем Рэйту. В кои-то веки мне представилась возможность совершить что-то значимое. Если я ею не воспользуюсь, кто я после этого? Что в моей жизни хорошего? Я и так практически… мертва. – И она шагнула в сторону омута.
– Тресса, не смей, – прошипела Мойя.
– Простите, что солгала вам, но именно поэтому Малькольм меня и выбрал. Чтобы построить стену, нужен каменщик, а чтобы обмануть хороших людей, нужна я. Подожду немного… вдруг кто-то из вас передумает. – Тресса кивнула Гиффорду и Роан. – Если не захотите, пойду за Сури сама, ничего страшного. У вас-то есть своя жизнь, а у меня нет.
Она с разбегу прыгнула в омут и с леденящим кровь хлюпаньем рухнула в трясину, а поскольку весила больше, чем утка, то сразу погрузилась по пояс.
Брин вскрикнула.
– Тресса! – лихорадочно сверкая глазами, Мойя обернулась к товарищам. – Нужна веревка! Дайте веревку!
Веревки ни у кого не оказалось.
Оглядевшись, воительница подпрыгнула и сорвала с дерева лозу. Тэш и Тэкчин бросились на помощь. Вместе они кинули лозу Трессе. Та ушла в болото уже по плечи.
– Хватайся!
Вдова Коннигера помотала головой. Она плотно сжала губы, отчаянно моргала глазами и шумно дышала через нос.
Брин упала на колени, зажав рот ладонью.
– Тресса… о, Великая Праматерь… Тресса!
Тресса погрузилась по шею. На ее губах впервые за долгое время показалась улыбка.
– Малькольм – бог.
Она в последний раз глотнула воздуха и скрылась под толщей грязи.
– Тресса, дура ты набитая! – зарыдала Мойя, стоя на четвереньках на берегу омута. – Зачем ты это сделала?
Она плакала не одна: Брин, Роан и Гиффорд тоже. Остальных Мойя не видела: слезы застилали глаза.
– Зачем? Зачем?!
Никто не вымолвил ни слова. Над болотом разносились только рыдания и всхлипывания. Мойя вспомнила, что за все время на острове ни разу не слышала кваканья лягушек или стрекота кузнечиков.
Она вытерла лицо краем плаща.
– Фоан? – послышался голос Гиффорда.
Роан шагнула по направлению к омуту.
– Эй, ты что делаешь? – воскликнула воительница.
– Не хочу оставлять Трессу в одиночестве, – извиняющимся тоном ответила девушка.
По ее щекам струились слезы. Все, как по команде, повернулись к ней.
Гиффорд достал из корзины два камня и два пера и подошел к Роан.
– Я с тобой.
– Не надо, ты же не веришь в Малькольма. Я по лицу вижу: тебе страшно, тревожно, муторно – ты просто выговорить не можешь.
– Мне не нужно в него вефить, я вефю в тебя. К тому же Тфесса – моя подфуга.
– Роан, Гиффорд, – вмешался Тэш. – Тресса погибла. Вы ничем не сможете ей помочь.
– Она обзывала тебя уродом, – напомнила Мойя. – Забыл?
Гиффорд кивнул.
– Знаю, тогда она была дфугой.
Гончар повернулся к Роан. Та смотрела на него остановившимся взглядом. Ее губы дрожали.
– Я умфу без тебя, – промолвил он. – Я не жил, пока не прикоснулся к тебе, пока ты мне не повефила. Фоан, ты – моя жизнь. Если ты погибнешь, я тоже. Так давай сделаем это вместе.
– Пожалуйста, не надо. – Мойя беспомощно развела руками.
– Возможно, Тфесса сказала про Малькольма пфавду, а если и нет… я ни о чем не жалею. Фазве о том, что не поцеловал тебя.
Роан поднялась на цыпочки, взяла лицо Гиффорда в ладони, притянула к себе и поцеловала.
Гончар улыбнулся.
– Тепефь я вообще ни о чем не жалею.
– Я люблю тебя.
– И я тебя, Фоан. Всегда любил и буду любить.
Они взглянули на омут.
– Ну ладно. – Гиффорд решительно кивнул и протянул Роан камень и перо. – Давай вместе.
– Не надо, прошу вас, – взмолилась Мойя.
Никто ее не услышал. Все смотрели в немом изумлении, как Гиффорд и Роан взялись за руки, бросились в болото и, не разжимая объятий, стали медленно погружаться.
– Попрощайтесь за меня с Морозом и Потопом, – дрожащим голосом произнесла Роан и коротко взвизгнула, когда трясина коснулась ее шеи.
Они с Гиффордом еще раз поцеловались напоследок и погрузились с головой.
– Тэт! Тэт! ТЭТ! – в отчаянии вскрикнула Мойя и разразилась рыданиями. Едва придя в себя, она подняла голову и увидела Мьюриэл, неподвижно стоящую рядом с корзиной. – Извини за безобразную сцену, мне сейчас очень, очень плохо.
Та молча поднесла ладонь к губам, и Мойя увидела, как по ее щекам текут слезы. Она и не думала, что Тэтлинская ведьма способна плакать.
– Тэт! – Воительница стукнула кулаком по земле, вскочила на ноги и огляделась.
– Что ты ищешь?
– А то ты не знаешь!
Мьюриэл достала из корзины камень. Мойя выхватила его у нее из рук и подошла к Тэкчину.