Эрагон

— Хорошо, я тебя понял, — сказал Муртаг. — Но есть и ещё одна очень сложная проблема, которую стоило бы обсудить заранее. Ты ведь уже заметил, что я закупил в Гиллиде припасы для нас и корм для лошадей? Но где мы в пустыне возьмём воду? Тамошние кочевники всегда тщательно прячут свои колодцы, опасаясь, как бы кто-нибудь не украл их драгоценную воду. А сколько воды мы можем увезти с собой? Ты представь только, какое количество воды необходимо в день твоей Сапфире? Да мы с тобой и за неделю не выпьем столько, сколько выпивает она и наши кони за раз! Или, может, ты сумеешь заставить дождь идти тогда, когда нам это будет необходимо? А иначе я просто не представляю, как пускаться в такой опасный путь.

Эрагон задумался. Заставить дождь пролиться?.. Нет, такое ему, пожалуй, не по силам! И вряд ли это по силам кому-либо из Всадников, даже самому сильному и умелому. Сдвинуть дождевые тучи — это все равно что гору в воздух поднять! Нет, необходимо отыскать такое решение, которое позволит ему не растрачивать полностью свои силы… А что, если попробовать превратить в воду песок? Если получится, это решило бы самую главную нашу проблему… Если только подобное превращение не потребует слишком больших затрат энергии.

— У меня есть идея, — сказал он Муртагу. — Если получится то, на что я рассчитываю, мы сумеем уйти от преследователей.

Эрагон отошёл в сторону, и Сапфира тут же последовала за ним.

«Что ты собираешься делать?» — спросила она.

«Я ещё не решил… Но скажи, ты смогла бы нести такой запас воды, которого нам хватило бы, чтобы пересечь пустыню?»

«Нет, конечно. Я не смогу не то что лететь с таким грузом, но и просто поднять его!»

«Жаль».

Эрагон опустился на колени, выбрал щербатый камешек — в такую впадинку как раз мог поместиться глоток воды — натолкал в эту щербинку земли и вперил в неё свой взор. Теперь предстояло самое трудное: превратить землю в воду. Но какими словами древнего языка лучше воспользоваться? Подумав, он выбрал два слова, которые показались ему наиболее действенными: «Делуа муа!», что означало: «Земля, переменись!» Произнеся их вслух, он тут же ощутил леденящее прикосновение магической силы и понял, что этот крошечный комок земли с угрожающей быстротой высасывает из него силы. Помня предостережение Брома о том, что решение некоторых задач может стоить жизни тому, кто воспользовался магией, он попытался приостановить действие заклинания, но не сумел и постарался не шевелиться, чувствуя, что слабеет с каждой секундой.

И когда он был уже почти уверен, что так и умрёт, стоя на коленях над жалким комком земли, комок шевельнулся, и в углублении блеснула чистейшая вода. Эрагон с невероятным облегчением перевёл дыхание и сел на землю. Сердце готово было выскочить из груди, желудок сводило от голода.

«Что случилось?» — спросила Сапфира.

Эрагон только головой помотал, не в силах ответить. Пережитое потрясение ещё давало себя знать. Хорошо, что мне не пришло в голову превратить в воду целую пригоршню земли, думал он.

«Я попробовал превратить землю в воду, — через некоторое время пояснил он Сапфире, — но получилось у меня плохо. Я чуть не умер, а воды здесь не хватит и на один глоток!»

«Нужно быть осторожнее, — упрекнула его дракониха. — Магия порой даёт совершенно непредсказуемые результаты — особенно если слова древнего языка соединить не так, как полагается».

Он сердито сверкнул глазами.

«Да знаю я! Но я должен был проверить! Нельзя же ждать, пока мы доберёмся до пустыни».

Ему было немного стыдно, он понимал, что Сапфира хотела лишь ему помочь, что она тревожится о нем.

«Скажи, а как ты сумела превратить могилу Брома в алмазный мавзолей, не убив себя при этом?» — спросил он.

«Не знаю, как-то само получилось, — призналась она. — Получилось и все».

«А ты можешь ещё раз попробовать? Только на этот раз превратить, скажем, камень в воду?»

«Эрагон, — сказала она, глядя ему прямо в глаза, — я умею управлять своими магическими задатками не лучше, чем, скажем, паук умеет управлять своим желанием ткать сети. Такие вещи случаются со мной вне зависимости от того, хочу я этого или нет. Бром ведь говорил тебе, что вокруг драконов всегда творятся всякие чудеса, и это чистая правда. Но он никак тебе этого не объяснил, и у меня нет этому объяснений. Иногда я просто могу, совершенно не думая, превратить одну вещь в другую, а иногда остаюсь столь же бессильной в отношении магии, как наш Сноуфайр».

«Ты никогда не бываешь бессильной», — сказал он, ласково гладя её по шее. Долгое время оба молчали. Эрагон вспоминал сделанное Сапфирой надгробие и лицо Брома под ним… И то, как тогда сомкнулся камень — точно живой… «Ну что ж, — шепнул он драконихе, — по крайней мере, мы похоронили его по-человечески».