В тот момент, когда кот-оборотень еще находился в воздухе, Верховный Жрец выкрикнул несколько слов древнего языка. Эрагон не понял, что именно он сказал, но звучало это очень похоже на родной язык эльфов. Впрочем, на Солембума это заклинание – если это действительно было заклинание – не оказало ни малейшего воздействия, однако Анжела вдруг споткнулась, словно ее сильно ударили.
А кот буквально слился со своей жертвой, и послушник вскоре упал на пол, испуская пронзительные вопли. Солембум продолжал терзать его, и остальные послушники, попытавшись бежать и споткнувшись о тело своего товарища, тоже попадали на пол. Носилки с Верховным Жрецом они, конечно, бросили, и тот, откатившись в сторону, оказался на одной из каменных скамей и лежал там, извиваясь, точно личинка мясной мухи.
Эрагон буквально в несколько секунд тремя быстрыми ударами прикончил остальных послушников, за исключением того, чью шею Солембум продолжал терзать когтями и клыками.
Убедившись, что противники мертвы, Эрагон повернулся к Верховному Жрецу, чтобы нанести ему последний, смертоносный удар. Вдруг он почувствовал, что в его сознание проникают мысли этого жалкого, лишенного конечностей существа. Жрец стремился пробраться в самые сокровенные уголки его души и завладеть ею, подчинить ее себе. Столь неожиданная и яростная мысленная атака вынудила Эрагона прекратить сражение и полностью сосредоточиться на защите от неожиданного «оккупанта».
Краешком глаза он видел, что Арья с Солембумом как-то странно застыли, словно лишившись способности двигаться. И только травница Анжела, хоть и задержалась на мгновение в начале этой новой атаки, но все же двигалась по направлению к Эрагону медленной, чуть шаркающей походкой.
Верховный Жрец не сводил с Эрагона глаз, глубоко сидящих, обрамленных темными кругами, горевших ненавистью и злобой. Эрагон не сомневался: если бы у жреца были руки и ноги, он наверняка попытался бы ногтями вырвать сердце у него из груди. Но и теперь во взгляде жреца было столько злобы и ненависти, что Эрагон не удивился бы, если б тот соскользнул со скамьи и подполз к нему, яростно кусая за лодыжки.
Атака на его сознание усилилась, как только жрец заметил, что к Эрагону приблизилась Анжела. Верховный Жрец оказался куда более умелым противником, чем любой из его подчиненных. Вступить в поединок разума одновременно с четырьмя различными соперниками и представлять собой при этом весьма ощутимую угрозу для каждого из четырех – это было, безусловно, достойно уважения. Особенно если учесть, что против изувеченного жреца выступали эльфийка, Всадник, ведьма и кот-оборотень. Верховный Жрец явно обладал одним из самых мощных и заслуживающих восхищения разумов. Во всяком случае, Эрагон с таким еще никогда не сталкивался. И не без оснований подозревал: если бы не помощь товарищей, он вполне мог и не устоять под мощным натиском этого жуткого существа. Жрец оказался способен на такие вещи, которые самому Эрагону были пока недоступны. Он, например, связывал прямые мысли Эрагона, направленные Арье и Солембуму, и ухитрялся настолько их запутать, что в какое-то мгновение Эрагон утрачивал всякое представление даже о себе самом.
Наконец Анжела, пройдя между скамьями, обогнула разъяренного, распушившегося Солембума, по-прежнему сидевшего, скорчившись, над убитым послушником, и аккуратно переступила через тела тех троих, которых прикончил Эрагон. Как только она подошла ближе к Верховному Жрецу, тот начал биться, точно рыба на крючке, извиваясь всем телом и пытаясь отползти от нее как можно дальше. И сразу же его воздействие на сознание Эрагона существенно ослабело, хотя и не настолько, чтобы он рискнул нанести ему удар мечом.
А травница, подойдя к Верховному Жрецу, остановилась, пристально на него глядя, и тот, немало удивив Эрагона, полностью перестал сопротивляться. Он просто лежал, тяжело дыша, на скамье и с минуту, наверное, смотрел своими глубоко запавшими глазами на маленькую женщину с суровым лицом и всклокоченными кудрями.
Пока они испепеляли друг друга взглядами, между ними явно шла некая невидимая борьба воли и разума.
Затем Верховный Жрец вздрогнул и отвел глаза. Слабая усмешка появилась на устах Анжелы. Она бросила свой кинжал на скамью и откуда-то из складок платья извлекла другой, совсем маленький, кинжальчик с лезвием цвета темного заката. А потом, наклонившись над жрецом, едва слышно прошептала:
– Тебе следовало бы знать мое имя, безъязыкий! Если бы ты его знал, ты никогда бы не осмелился противостоять нам. Дай-ка, я назову его тебе…
И она что-то очень тихо, чтобы стоявший рядом Эрагон не смог ее услышать, сказала на ухо Верховному Жрецу. Тот, услышав это, побелел. Рот его непроизвольно раскрылся, превратившись в страшноватый черный овал, и жуткий неземной вой вырвался из его глотки. И тут же весь храм ответил ему сводящим с ума громогласным эхом.
– Ох, да заткнись ты! – в сердцах воскликнула Анжела и вонзила тот маленький кинжал с лезвием цвета заката жрецу прямо в грудь.