Эрагон. Наследие

Она с силой втянула воздух и выдохнула ему в морду струю мерцающего синего пламени, понимая, что в данный момент самое главное – не дать Торну и Муртагу понять, что на спине у нее, Сапфиры, вовсе не Эрагон. А для этого ей нужно было либо держаться как можно дальше от Торна, чтобы Муртаг не смог прочесть мысли этого эльфа в волчьем обличье, принявшего облик Эрагона, либо совершать стремительные и частые атакующие броски, причем достаточно свирепые, чтобы у Муртага просто времени не было, чтобы читать чьи-то мысли. Хотя Муртаг, конечно, ко всему привык и, наверное, мог бы читать чужие мысли, даже если Торн начнет в воздухе переворачиваться вверх тормашками. С другой стороны, сейчас они оба – и она, и Торн – находились совсем близко от земли, а это было Сапфире на руку, если она пойдет в атаку. А она всегда предпочитала атаковать, всегда!

– Это что, самое лучшее, на что ты способна? – крикнул Муртаг, и его невероятно громкий голос, усиленный с помощью магии, донесся откуда-то из облака крутящегося огня.

Как только последний язык пламени погас у нее в пасти, Сапфира прыгнула на Торна, ударив его точно в центр груди. Шеи драконов переплелись; они били друг друга головой, и каждый старался первым вонзить клыки в горло соперника. Однако Торн, не удержавшись на крыше храма, сорвался с нее, судорожно хлопая крыльями, и упал на землю, увлекая за собой Сапфиру.

Они грохнулись с такой силой, что раскололись каменные плиты на мостовой, а по стенам соседних домов пошли трещины. Что-то хрустнуло в левом плечевом суставе Торна, а спина его как-то неестественно выгнулась дугой, и только магия Муртага не дала ему грохнуться на землю плашмя, всей тушей.

Сапфире было слышно, как ругается Муртаг, отчасти придавленный Торном, и она решила, что лучше всего было бы поскорей убраться отсюда, пока этот двуногий круглоухий маг со злости не начал сыпать всякими заклинаниями.

«Пусть пока друг с другом разбираются», – решила Сапфира, вполне довольная собой, и выпустила мощный язык пламени, который тут же принялся с жадностью пожирать деревянные домишки.

Вернувшись на крышу этой проклятой пещеры черного сорокопута, Сапфира запустила когти под черепицу и принялась раздирать крышу храма точно таким же образом, как некогда крышу замка Дурзы в Гилиде. Только теперь она, Сапфира, стала гораздо крупнее и гораздо сильнее, так что каменные плиты были для нее все равно что речная галька для Эрагона. Эти ошалевшие от крови жрецы, которые кому-то там поклонялись в своей гнусной пещере сорокопута, нанесли ранения ее сердечному другу Эрагону и осмелились мучить Арью, сестру драконов по крови, и травницу Анжелу, юную лицом, но старую душой, и кота-оборотня по имени Солембум – у него, впрочем, имелось немало и других имен; и потом эти жрецы убили славного эльфа Вирдена! За все это Сапфира была намерена отомстить и в щепы разнести проклятую пещеру черного сорокопута!

За несколько секунд ей удалось проделать в кровле храма огромную дыру, и она выпустила внутрь струю разящего пламени, а затем, вцепившись когтями в бронзовые трубы органа, выдернула их из стены и швырнула вниз, на каменные скамьи.

Торн взревел, взлетая прямо с улицы, и завис над пещерой черного сорокопута, тяжело хлопая крыльями и стараясь удержаться на месте. На фоне сплошной стены огня он был виден только как бесформенный черный силуэт, и лишь его полупрозрачные крылья слегка отливали оранжевым и ярко-алым в отблесках пылавшего внизу пожара.

Вдруг Торн ринулся на Сапфиру, выставив вперед свои чудовищные когти. Она ждала до самого последнего момента, а потом резко отпрыгнула в сторону и бросилась с крыши вниз. Торн, естественно, свернуть не успел и врезался башкой прямо в центральный шпиль собора. Каменный шпиль высотой в четыреста футов содрогнулся, а его верхушка – прихотливо украшенная золоченая пика – согнулась и рухнула на площадь.

Взревев от огорчения, Торн попытался выправить полет, но тщетно: его задняя часть угодила прямо в дыру, которую проделала в крыше храма Сапфира, и он судорожно царапал когтями по черепице, пытаясь выбраться.

А Сапфира тем временем перелетела на фронтон храма, устроилась по другую сторону шпиля, в который Торн только что врезался, и, собравшись с силами, ударила по шпилю правой передней лапой.

Статуи и резные изображения зашатались и потрескались; тучи пыли окутали Сапфиру, забивая ей ноздри; осколки камней и куски штукатурки дождем посыпались на площадь. Но шпиль держался, и она ударила снова.

Рев Торна приобрел истерический оттенок, когда он догадался, что задумала Сапфира. Он еще яростней завозился, пытаясь выбраться из дыры.

После третьего удара Сапфиры высокий каменный шпиль треснул у основания и с ужасающей медлительностью начал падать назад, на конек крыши. Торн успел лишь свирепо оскалиться, и на него обрушилась целая груда каменных обломков, увлекая его за собой внутрь разгромленного здания. От грохота рухнувшего шпиля по всему этому мерзкому городу, похожему на крысиную нору, разнеслось гулкое эхо.