«Вот как получилось, что нас не было в Илирии, когда – уже через несколько часов после нашего отлета – ее атаковали Гальбаторикс и Проклятые. Именно поэтому нас не было и на острове Врёнгард, когда эти клятвопреступники, сумев нанести поражение нашему войску, разграбили славный город Дору Ариба. Дело в том, что из Илирии мы полетели прямиком в Дю Вельденварден, надеясь, что эльфийские целители сумеют излечить болезнь Оромиса и восстановят его способность пользоваться магическим искусством. А когда им это не удалось, мы решили там и остаться, потому что нам показалось бессмысленным лететь на далекий Врёнгард в таком ослабленном состоянии. Мы бы не только не смогли сражаться с врагом, но и осложнили бы жизнь остальным, ибо после всех нанесенных нам ран и повреждений ничего не стоило устроить засаду и прикончить нас обоих. Бром и Сапфира, правда, остаться с нами не пожелали. И, как мы их ни уговаривали, они все же полетели на помощь к нашим братьям, и в этом сражении твоя тезка, Сапфира, как раз и погибла… Вот и все. Теперь вам известно, как Проклятым удалось взять нас в плен и как мы сумели от них бежать».
Некоторое время все молча ли. Потом Сапфира сказала:
«Спасибо тебе за эту историю, Эбритхиль».
«Пожалуйста, Бьяртскулар, но никогда больше не проси меня рассказывать об этом».
Когда луна уже почти достигла зенита, Эрагон увидел внизу в темноте некое созвездие неярких оранжевых огней и не сразу понял, что это факелы и фонари на улицах Тирма. А потом значительно выше всех этих огней в небе, точно огромный желтый глаз, вспыхнуло еще какое-то яркое световое пятно. Этот «глаз» гневно поглядел на них, потом исчез и появился снова, вспыхивая и исчезая согласно какому-то странному ритму; казалось, этот «глаз» моргает.
«Это же маяк Тирма!» – догадался Эрагон.
«Значит, идет буря!» – тут же откликнулся Глаэдр.
Сапфира перестала махать крыльями, и Эрагон почувствовал, что она начала медленно, по длинной дуге спускаться к земле.
Прошло, наверно, с полчаса, прежде чем она приземлилась. К этому времени Тирм был виден лишь как некое слабое свечение на юге, а лучи маяка стали светить не ярче обычной звездочки.
Сапфира приземлилась на пустом песчаном берегу, заваленном обломками плавника. При свете луны светлая полоса плотного влажного песка казалась почти белой, а волны, набегавшие на нее, серыми и черными, очень сердитыми, словно океан стремился с каждой волной, которую обрушивал на берег, откусить еще кусок суши.
Эрагон расстегнул ремни на ногах и соскользнул с седла. Хорошо было наконец-то размять затекшие мышцы! Вокруг чувствовался сильный запах морских водорослей; ветер был уже так силен, что плащ Эрагона так и хлопал, путаясь в ногах, когда он рысью пробежался по пляжу до большой груды плавника и обратно.
Сапфира осталась сидеть там же, где и приземлилась, неотрывно глядя в море. Эрагон постоял возле нее, полагая, что она хочет что-то сказать, ибо чувствовал, как сильно она напряжена, но она молчала, и он, развернувшись, снова пробежался по пляжу, понимая, что она заговорит, как только будет к этому готова.
Так Эрагон бегал несколько раз, пока не согрелся и не почувствовал в ногах прежнюю силу.
Однако Сапфира все продолжала неотрывно смотреть куда-то вдаль, и Эрагон, плюхнувшись с нею рядом на кучу сухих водорослей, собрался уже сам заговорить с нею, когда вдруг мысленно услышал слова Глаэдра:
«…было бы глупо пытаться».
Эрагон склонил голову набок, не понимая, с кем разговаривает старый дракон, и тут же услышал, как Сапфира возразила старому дракону:
«Но я уверена, что смогу это сделать».