Эрагон. Наследие

– Нет! Вот тут ты совершенно заблуждаешься. Для меня это никакой угрозы не представляет. Никто и ничто не представляет для меня угрозы. Однако же нормальной жизни государства все эти маги и заклинатели действительно угрожают, и я этого не потерплю. Как только я свяжу их всех строжайшим законом, в Алагейзии сразу установится мир и начнется всеобщее процветание. Ни людям, ни гномам уже не придется опасаться магии эльфов. Всадники больше не смогут навязывать другим свою волю. И те, кто магией пользоваться не способен, перестанут чувствовать себя жертвами тех, кто это умеет… Уверяю тебя, Алагейзия совершенно преобразится! Жизнь здесь станет совершенно безопасной, и мы построим новое, чудесное будущее, частью которого станешь и ты, Насуада. Начни служить мне и сама увидишь, как создается новый мир, какого еще никогда не существовало. И в этом мире человек будет стоять, падать или идти только в зависимости от силы собственных ног и рук, от остроты собственного ума, а не по милости тех, кто владеет магическим искусством. Человек может укрепить свои члены и развить свой ум, но никогда не сможет овладеть приемами волшебства, если он родился, не имея к тому способностей. Как я уже сказал, магия – это великая несправедливость, и во имя всего сущего я положу конец ее разгулу и ограничу до предела деятельность всех магов на свете.

Насуада смотрела на разноцветные линии на потолке и пыталась не слушать Гальбаторикса. Многое из того, что он говорил, весьма соответствовало ее собственным мыслям. В общем, он был прав: магия и ей казалась самой разрушительной силой в мире, и если бы ее можно было как-то регулировать или ограничивать, Алагейзия действительно стала бы лучше. Насуаде, например, была крайне неприятна мысль о том, что Эрагону ничто не могло бы помешать…

Нет! Синяя полоса… Красная… Переплелись… Острая боль – новый ожог? Насуада отчаянно пыталась сосредоточиться на чем-нибудь другом, а не на… Да ни на чем она не хочет сосредотачиваться! И все ее воспоминания – сущая ерунда! Ничего этого никогда не существовало…

– Вот ты называешь меня воплощением зла, – вновь послышался голос Гальбаторикса. – Ты меня проклинаешь, мечтаешь меня уничтожить, но вспомни, Насуада: ведь не я начал эту войну, не я в ответе за тех, кто погиб во время нее. Я к войне не стремился. А вот вы стремились!. Мне было достаточно моих исследований, но вардены потребовали, чтобы из моей сокровищницы было выкрадено яйцо Сапфиры, а стало быть, именно вардены – то есть ты и тебе подобные – в ответе за кровь и горе, которые за этой кражей последовали. В конце концов, именно вы прошли по всей стране, сея разорение, ибо вы грабили и жгли в свое удовольствие. Вы, а не я! И у тебя еще хватает наглости заявлять, что корень зла во мне! А ты пойди в крестьянские дома, пусть люди расскажут тебе, кого они больше всего боятся. Варденов! О, простые люди расскажут, как искали защиты у моих солдат, как надеялись, что Империя одержит победу и все снова будет как прежде!

Насуада облизнула губы. Даже понимая, как дорого может стоить ей подобная дерзость, она все же сказала:

– А чем ты, собственно, недоволен? Если тебя так заботит благосостояние этих простых людей, твоих подданных, тебе давно уже следовало выступить против варденов, а не позволять их армии свободно продвигаться по территории твоей Империи, захватывая один город за другим. Но это, конечно, в том случае, если достаточно уверен в своих силах. Уверен так, как стараешься это показать. Или ты просто боишься оставить Урубаен? Боишься, что в твое отсутствие эльфы снова его захватят и превратят в Илирию? – Для нее уже стало почти привычным говорить о варденах так, словно она знает о них не больше любого случайного обывателя.

Гальбаторикс заерзал в кресле и, похоже, собрался уже ей ответить, но она снова заговорила:

– А как насчет ургалов? Ты никогда не убедишь меня в том, что твое дело правое, если ты готов уничтожить целый народ в отместку за гибель твоего дракона. Или у тебя нет ответа на этот вопрос? Ты – клятвопреступник, Гальбаторикс! Скажи мне, почему ты убил так много драконов, почему и этот народ обрек на медленное и неизбежное исчезновение? Объясни, наконец, почему ты так жестоко обошелся с теми Элдунари, которые тебе удалось захватить в плен? – Охваченная гневом, Насуада все же допустила эту оговорку, но не остановилась. – Ты сломил их, ты сковал их цепями твоей воли и твоих желаний. Разве в том, что делаешь, есть справедливость и правда? Нет, это всего лишь проявление твоего эгоизма и бесконечной жажды власти!

Гальбаторикс довольно долго в молчании смотрел на нее, и ей стало совсем не по себе. Затем она увидела, как его силуэт изменил очертания – видимо, он скрестил руки на груди.

– Я думаю, – медленно проговорил он, – железо уже достаточно накалилось. Муртаг, не мог бы ты…