По краям поляны на равных расстояниях друг от друга стояли три каменные скамьи, полускрытые выступающими из земли корнями и плющом. А чуть в стороне стояла ива, чей изрезанный временем ствол и мощная крона некогда служили для Всадников тенистым шатром; здесь они, видимо, любили посидеть, наслаждаясь чудесным видом.
Эрагон остановился на краю поляны, не сводя глаз со скалы Кутхиана. Сапфира, отдуваясь, плюхнулась рядом с ним на брюхо, и земля при этом вздрогнула так, что Эрагону пришлось присесть, чтобы сохранить равновесие. Он погладил дракониху по плечу и снова уставился на остроконечную скалу. Какое-то нервозное предчувствие не давало ему покоя.
Затем, полностью открыв свою душу, Эрагон мысленно обследовал поляну и деревья на той стороне, пытаясь проверить, нет ли здесь засады. Но единственными живыми существами, которых он сумел почувствовать, были растения, насекомые, кроты, мыши и неядовитые ужи, которые во множестве обитали в кустах.
Тогда он решил составить заклятие, которое, как он надеялся, поможет ему определить, есть ли поблизости какие-либо магические ловушки. Однако не успел он сложить и нескольких слов, как Глаэдр сказал ему:
«Стоп. Вы оба с Сапфирой сейчас слишком устали для занятий магией. Сперва отдохните, а завтра мы спокойно сюда вернемся и посмотрим, что здесь есть и чего нет».
«Но ведь…»
«Вы оба сейчас не в состоянии даже защитить себя, если вам придется сражаться. А то, что мы могли бы тут обнаружить, наверняка будет здесь и завтра».
Эрагон колебался. Затем неохотно завершил незаконченное заклятие, понимая, что Глаэдр прав, хотя ждать до завтра было невыносимо – ведь они благополучно долетели до Врёнгарда и были уже почти у цели… Тяжело вздохнув, Эрагон взобрался Сапфире на спину, и она, тоже тяжко вздыхая, поднялась с земли, медленно развернулась и побрела через яблоневый сад обратно.
Ветви яблонь вздрагивали от ее тяжелых шагов, и с них падали последние листочки; один лист приземлился прямо на колени к Эрагону, и он хотел было уже бросить листок на землю, но тут заметил нечто странное: форма листка была совершенно иной, чем у обычных яблоневых листьев. По краям листка были острые длинные зубчики, а жилки на поверхности образовывали какой-то путаный рисунок, в отличие от простого и четкого расположения жилок на обычных листьях. Эрагон сорвал еще листок, на этот раз вполне зеленый, но и этот, как и его увядший собрат, имел такие же изрезанные края и паутину ярких жилок на поверхности.
«После того сражения здесь все стало не таким, как прежде», – послышался голос Глаэдра.
Эрагон нахмурился и выбросил листья. И снова услышал стрекот белок, и снова не смог разглядеть среди ветвей ни одной из них, как не сумел и мысленно почувствовать их присутствие. Все это весьма его озадачило и встревожило.
«Если бы у меня была чешуя, – сказал он Сапфире, – она бы, наверное, тоже чесалась от одного вида этого странного места».
Сапфира в ответ фыркнула, словно засмеялась, и маленькое облачко дыма вылетело у нее из ноздрей.
Миновав яблоневый сад, она двинулась на юг и вскоре вышла к одному из ручьев, что текли с гор: тоненькая белая струйка тихо журчала по каменистому руслу. Сапфира еще немного прошла вверх по течению ручья, выбрала укромный лужок на опушке вечнозеленого леса, сказала: «Здесь», и рухнула на землю.
Пожалуй, это и впрямь было неплохое место для стоянки, да и Сапфира уже совсем обессилела. Спрыгнув на землю, Эрагон осмотрелся – хорошо ли отсюда видна долина – и стал снимать с Сапфиры седло и седельные сумки, а она, выгнув шею, стала пощипывать то место на груди, которое натерло постромками.
Потом она быстро свернулась на траве клубком и сунула голову под крыло.
«Разбудишь меня только в том случае, если кто-нибудь захочет нас съесть», – сказала она Эрагону и уснула.
Эрагон улыбнулся и погладил ее по хвосту, а сам опять принялся осматривать долину и стоял так довольно долго, почти ни о чем не думая и, в общем, даже не пытаясь понять, есть ли в том, что их окружает, какой-то особый смысл.
Наконец и он, чувствуя сильную усталость, вытащил свой спальный мешок, устроился возле Сапфиры и попросил Глаэдра:
«Ты нас посторожишь?»
«Посторожу. Спи и ни о чем не беспокойся».
Эрагон кивнул, хотя Глаэдр и не мог его видеть, и почти сразу провалился в глубокий сон, как всегда полный самых разнообразных сновидений.
Сналгли на двоих