«Потому что… – и перешел на мысленное общение с драконами, – потому что… улитка и яичница! – И он снова принялся хихикать, чувствуя себя полным дураком. – А улитка прилипает… Голоден? Съешь ножку! Устал? Подкрепись глазным яблоком! Да кому нужен ваш мед, если есть прекрасная слизь?! Я мог бы поставить эти ножки в вазу, как букет, и они бы…»
Его разбирал такой смех, что он не мог продолжать и упал на колени, задыхаясь и вытирая слезы.
Сапфира раскрыла пасть, изобразив улыбку, хотя и весьма зубастую; в горле у нее что-то заклокотало, и она сказала:
«Ты порой ведешь себя очень странно, Эрагон. – Она явно не сердилась – похоже, он заразил ее своим весельем. Она снова понюхала раковину и заметила. – А что, неплохо было бы сейчас выпить немного того медового напитка, который варят гномы!»
«Ну, по крайней мере, ты хоть сыта теперь?» – спросил у нее Эрагон.
«Не совсем. Такого количества мне маловато, чтобы в обратный путь пускаться».
Наконец перестав смеяться, Эрагон ткнул улитку концом сапога:
«Наверное, слишком много времени прошло с тех пор, как на Врёнгарде были драконы, и эта улитка, должно быть, просто не поняла, кто ты такая. А ведь она явно собиралась меня слопать… Вот ведь жалкая смерть – попасть в пасть к улитке!»
«Зато какая запоминающаяся!» – сказала Сапфира.
«Это точно!» – Эрагон почувствовал, что к нему опять возвращается веселое настроение.
«А что я говорил вам насчет первого правила охоты, детеныши?» – спросил Глаэдр.
И Эрагон с Сапфирой хором ответили:
«Не преследуй свою добычу, пока не убедишься, что это добыча».
«Вот именно!» – сказал Глаэдр.
«Прыгающие личинки, птицы-тени, гигантские улитки… – начал перечислять Эрагон. – Неужели заклятия, произнесенные во время сражения, могли создать такое?»
«Всадники, драконы и Проклятые во время боя высвободили огромное количество магической энергии, и большая ее часть была, разумеется, связана тем или иным заклятием. Но какая-то часть вообще ничем связана не была. Те, кто прожил достаточно долго, рассказывали, что вскоре после этого сражения мир вокруг словно сошел с ума. Ничему из того, что они видели или слышали, верить было нельзя. Какая-то часть той энергии поселилась в душах и телах предков тех личинок и птиц, которых ты видел сегодня, и со временем полностью их изменила. Но ты зря включил в этот перечень и улиток. Сналгли – это имя, под которым они были известны всегда, – с давних времен жили на острове Врёнгард и были нашей – я имею в виду драконов – излюбленной пищей. И причина этого, не сомневаюсь, уже ясна Сапфире».
Сапфира что-то ласково пропела в ответ и облизнулась.
«Кстати, – продолжал Глаэдр, – не только плоть их мягка и вкусна, но и раковины весьма полезны для нашего пищеварения».
«Но если это самые обычные животные, то почему же мои магические стражи их не остановили? – спросил Эрагон. – По крайней мере, я должен был бы хоть предупреждение о приближающейся опасности получить».
«А это, – ответил Глаэдр, – как раз и есть, скорее всего, последствие того сражения. Магия не участвовала в создании сналгли, но это вовсе не значит, что она не повлияла и на них, когда исказила здесь все. И нам, пожалуй, не следует задерживаться здесь. Чем раньше мы отсюда уберемся, тем лучше. Иначе еще кто-нибудь неведомый вздумает попробовать, хороши ли Эрагон или Сапфира на вкус».
С помощью Сапфиры Эрагон расколол обожженную раковину улитки и при свете красноватого волшебного огонька извлек ее бескостную тушку, что оказалось мало приятным занятием, и в итоге он по локоть выпачкался липкой слизью. Затем Эрагон попросил Сапфиру раздуть угли и закопал мясо улитки под них.