Пока Куарок трудился, а драконы что-то деловито обсуждали, Эрагона не оставляло чувство какой-то головокружительной невероятности происходящего. Он ведь даже и мечтать не осмеливался о том, чтобы еще где-то в Алагейзии обнаружились драконы. И все же вот они, прямо перед ним, пережившие столько лет и трагедий! Казалось, ожили вдруг древние предания, и они с Сапфирой неведомым образом угодили прямо в сказку.
Чувства Сапфиры были сложнее. Понимая то, что ее раса больше не обречена на исчезновение, она чувствовала, что с ее разума словно спала некая пелена, и теперь мысли ее воспарили широко и свободно, и Эрагону казалось, будто даже глаза и чешуя у нее сверкают и сияют ярче обычного. И все же ее восторги умеряло некое странное желание защититься; казалось, ее смущает присутствие стольких Элдунари.
Эрагон заметил, как переменилось и настроение Глаэдра; несмотря на дымку печали, по-прежнему окутывавшую все его чувства, золотистый дракон, похоже, был счастливее, чем когда-либо, с тех пор, как погиб Оромис. И хотя Глаэдр не выказывал Умаротху никакого особого почтения, он все же обращался с ним с должным – уважительным! – вниманием; такого в нем Эрагон никогда у него не замечал; даже с королевой Имиладрис Глаэдр разговаривал достаточно равнодушно.
Когда Куарок почти завершил свою работу, Эрагон подошел к краю светящейся ямы и заглянул в нее. Перед ним была округлая шахта, высеченная в скальной породе на глубину более ста футов и ведущая в пещеру, до половины заполненную светящейся расплавленной массой. Густая желтая магма пузырилась и плевалась, точно кипящий клей в горшке, и над ее тяжко вздымавшейся поверхностью поднимались хвосты вихреобразных испарений. Эрагону показалось, что он заметил некий свет – такой свет обычно исходит от духов, – промелькнувший над этим кипящим озером, но он так быстро исчез, что Эрагон не был уверен, не показалось ли ему это.
«Идем, Эрагон, – окликнул его Умаротх, когда человек с головой дракона сообщил ему, что закончил свои приготовления. – Теперь тебе нужно произнести заклинание, с помощью которого мы, Элдунари, отправимся в путь. Слова такие…»
Слушая его, Эрагон нахмурился:
«А что это за странная…
Объяснения Умаротха смутили Эрагона еще больше. Дракон начал снова, но Эрагон по-прежнему не улавливал смысла. Другие, более старые, Элдунари присоединились к их разговору, но их объяснения имели для Эрагона еще меньше смысла; их мысли обрушивались на него в виде потока ошеломительных образов, ощущений и странных эзотерических сравнений, в итоге погружая Эрагона еще глубже в состояние беспомощной растерянности.
Отчасти его утешало то, что и Сапфира с Глаэдром, похоже, были озадачены не меньше. Хотя Глаэдр сказал:
«Я, по-моему, понимаю, в чем тут дело. Но это очень похоже на попытку удержать в пасти испуганную рыбку: как только тебе покажется, что ты ее поймал, она тут же проскользнет у тебя между зубами».
Наконец Умаротх сказал:
«Это тебе урок на будущее. Ты знаешь, что это заклинание должно сделать, но пока не можешь понять, как именно это произойдет. Придется этим удовлетвориться. Возьми у нас силу, необходимую для наложения чар, и в путь!»
Эрагон, нервничая, повторил про себя слова заклинания, чтобы не сделать ошибки, и начал его произносить, черпая силы у Элдунари. Вся кожа на нем покрылась мурашками от невероятного прилива энергии, которая обрушивалась на него, как водопад, и казалась одновременно и горячей, и ледяной.
Воздух над Элдунари, сложенными на полу пещеры, дрожал и светился; они, казалось, движутся сами собой, время от времени совсем исчезая из виду. Странный порыв ветра взлохматил Эрагону волосы, а потом по подземному убежищу словно прокатилось гулкое эхо взрыва.
Изумленный Эрагон видел, как Сапфира резко повернула голову к тому месту, где только что лежали Элдунари. Они исчезли, испарились без следа, словно никогда и не существовали, однако и Сапфира, и Эрагон по-прежнему чувствовали разум драконов, как если бы те находились рядом с ними.
«Как только вы покинете Свод Душ, – услышали они голос Умаротха, – вход в эту часть пространства останется на постоянном расстоянии от вас и будет там все время, за исключением тех моментов, когда вы окажетесь в слишком тесном замкнутом пространстве или же чье-то тело случайно пересечет это пространство. Вход туда не больше булавочного укола, но он смертельно опасен, куда опаснее любого меча; прикосновение к нему уничтожит всякого, кто вздумает в него проникнуть».
Сапфира фыркнула: