«Да, после сражения мы ждали, – подтвердил Умаротх. – Долго ждали. – Мысль о том, что они провели в этой комнате более ста лет, глубоко под землей, была так ужасна, что Эрагон похолодел. А Умаротх продолжал: – Но мы отнюдь не бездействовали. Когда мы очнулись от транса, то сразу же начали мысленный поиск, сперва очень медленно и осторожно, но потом уверенность наша окрепла, ибо мы поняли, что Гальбаторикс и Проклятые остров покинули. Соединенные вместе, наши возможности чрезвычайно велики, так что мы сумели узнать большую часть того, что происходило за эти годы там, наверху. Чаще всего мы не можем читать по магическому кристаллу, зато мы способны видеть те спутанные потоки энергии, что струятся над Алагейзией, и слышать мысли тех, кто не пытается защитить свой разум. Так мы и собирали нужные нам сведения.
Но проходили десятилетия, и мы уже начали отчаиваться – казалось невозможным, что Гальбаторикса можно уничтожить. Мы были готовы ждать еще столетия, если понадобится, но чувствовали, как с каждым годом растет могущество этого Губителя Яиц, и боялись, что наше ожидание продлится не сотни, а тысячи лет. А это было совершенно неприемлемо как с точки зрения сохранения нашего душевного здоровья, так и с точки зрения здоровья малышей, находящихся в яйцах. Они окутаны чарами, которые замедляют развитие их тел, и могут оставаться в таком положении еще многие годы, но все же им не стоит оставаться внутри яиц слишком долго, ибо тогда их разум может оказаться поврежденным, и они станут совершать странные, а то и совершенно дикие поступки.
И мы, посовещавшись, пришпоренные озабоченностью нашим общим будущим, решили потихоньку начать вмешиваться в те события, что происходили в Алагейзии. Сперва совсем понемногу – там подтолкнуть, тут подсказать нужное решение или внушить ощущение опасности тем, на кого устроена засада. Нам не всегда это удавалось, но все же мы оказались в состоянии помочь тем, кто сражался с Гальбаториксом. А со временем мы и вовсе приспособились и обрели определенную уверенность в себе.
В некоторых случаях наше присутствие замечали, но никто ни разу так и не смог определить, кто или что вмешалось в те или иные действия. Три раза мы сумели подстроить гибель одного из Проклятых. Кстати сказать, Бром, когда его не обуревали собственные страсти, оказался весьма полезным орудием в наших руках».
«Вы помогали Брому!» – воскликнул Эрагон.
«Помогали. И многим другим тоже. Когда человек, известный под именем Хефринг, украл у Гальбаторикса из сокровищницы яйцо Сапфиры – это случилось лет двадцать назад, – мы помогли ему бежать, но зашли слишком далеко, ибо он нас заметил, стал бояться и в итоге скрылся, не пожелав более иметь дело с варденами. Вскоре после того, как Брому удалось спасти твое яйцо, Сапфира, вардены и эльфы стали приводить к нему свою молодежь, надеясь, что ради кого-то из этих юных ты захочешь проклюнуться. И тогда мы решили, что нам нужно к этому соответствующим образом подготовиться. Мы связались с котами-оборотнями, которые издавна были в дружбе с драконами, поговорили с ними, и коты согласились помочь нам. Именно им первым мы сообщили о скале Кутхиана и о сверкающей стали под корнями дерева Меноа, а потом убрали из их памяти все, что касалось нашего с ними разговора об этом».
«И все это вы проделали, находясь здесь, в хранилище?!» – изумился Эрагон.
«Конечно. И не только это. Тебе никогда не приходило в голову, почему яйцо Сапфиры оказалось прямо у тебя перед носом, когда ты бродил по склонам гор?»
«Так это было ваших рук дело!» – воскликнула Сапфира, удивленная не меньше Эрагона.
«Я всегда считал, что похож на Брома, ведь это он был моим отцом, и Арья случайно приняла меня за него», – сказал Эрагон.
«Нет, – сказал Умаротх. – Эльфийские чары так просто не развеять. Мы просто немного изменили их направление, чтобы вы с Сапфирой могли встретиться. Мы надеялись – хоть, честно говоря, и не слишком, – что ты сможешь оказаться для нее подходящим Всадником. И оказались правы».