Эрагон. Наследие

Лишь однажды к ним напрямую, без посредника, обратился самый старый и самый могущественный из драконов по имени Валдр, что на древнем языке означает «правитель». Валдр подарил им некое видение, а может, сон, в котором лучи света превращались в песчаные волны, а то, что казалось прочным и незыблемым, превращалось в некую пустоту, в ничто. Затем Валдр показал им гнездо со спящими скворцами, и Эрагон смог ощутить, как мелькают в птичьих головках быстрые сны-видения. Сперва Валдр, казалось, не испытывал к скворцам ничего, кроме презрения: их сны он воспринимал как нечто смехотворно маленькое, пустое, бессмысленное; но затем его настроение переменилось, и отношение к птичкам стало теплым, сочувственным; даже самая мелкая из тревоживших скворцов забот выросла в цене настолько, что стала как бы равной заботам и тревогам королей.

Валдр довольно долго показывал им это, словно желая убедиться, что Эрагон и Сапфира все запомнят и бережно сохранят. Однако они оба так толком и не поняли, что именно хотел сказать им старый дракон, а Валдр разъяснять свои намерения отказался.

Когда наконец вдали стал виден Урубаен, Элдунари драконов умолкли, перестав делиться с Эрагоном и Сапфирой своими воспоминаниями, и Умаротх сказал:

«Ну вот, теперь вам стоит внимательно ознакомиться с логовом нашего главного врага».

И Сапфира сделала несколько кругов над городом, но то, что они увидели, отнюдь не прибавило им бодрости, особенно когда Глаэдр сказал:

«Похоже, Гальбаторикс немало построил с тех пор, как изгнал нас отсюда. В наши дни эти стены не были ни такими толстыми, ни такими высокими».

А Умаротх прибавил:

«Да и сама Илирия никогда не была так укреплена, даже во время нашей войны с эльфами. Этот предатель выкопал себе глубокую нору, да еще и целую груду камней сверху навалил. По-моему, по собственной воле он оттуда ни за что не вылезет. Он, как барсук, забился поглубже в свое логово и готов расквасить нос любому, кто попытается свой нос туда сунуть».

В миле от прячущейся под скалистым выступом цитадели Гальбаторикса и самой столицы Империи, на юго-западе от нее, раскинулся лагерь варденов. Он стал значительно больше, чем помнилось Эрагону, что несколько его озадачило, пока он не понял, что это, должно быть, королева эльфов Имиладрис со своим войском наконец-то присоединились к варденам. Он с облегчением вздохнул: даже Гальбаторикс опасался могущества эльфов.

Когда Сапфира была примерно в лиге от лагеря, Элдунари помогли Эрагону расширить свое мысленное восприятие, чтобы он смог охватить мысли варденов – людей, гномов, эльфов и ургалов. Его мысленное прикосновение было слишком легким и мимолетным, чтобы кто-то успел его заметить, если только специально не ждал этого; однако он почти сразу уловил знакомое, довольно-таки напряженное звучание диковатой эльфийской музыки, которая всегда звучала в мыслях Блёдхгарма, и решил сосредоточиться только на сознании этого эльфа.

«Приветствую тебя, Блёдхгарм, – мысленно сказал он ему, – это я, Эрагон».

Более пышное приветствие показалось ему чрезмерным – все-таки они с Блёдхгармом столько уже пережили вместе.

«Губитель Шейдов! – тут же откликнулся Блёдхгарм. – Ты жив-здоров? Твои мысли оставляют в высшей степени странное ощущение. Сапфира с тобой? Она что, ранена? Или что-то случилось с Глаэдром?»

«С ними все хорошо. И со мной тоже».

«Тогда…» – Блёдхгарм был явно смущен.

И Эрагон, не давая ему продолжить, сказал: